Гибельное море

Томас Шерри

– Вы имеете в виду бывшего провидца Лиходея?

– Бывшего оракула Лиходея.

Тит с Иолантой обменялись пораженными взглядами. Считалось, что ясновидящие обладают редким даром, но они лишь получали информацию и ограничивались тем, что вселенная сочла нужным им открыть. Оракулы же, с другой стороны, могли отвечать на поставленные вопросы. Большинство оракулов в магическом мире были неживыми предметами, которые ревностно охранялись почитателями. Паломники могли пройти тысячи миль, но так и не получить шанс задать животрепещущий вопрос.

И почти никто не слышал о людях-оракулах.

– Где Лиходей его нашел? – спросила Иоланта.

– Не знаю, как и сам Икар, хотя полагаю, что в королевстве Калахари. Там селились маги со всего мира, заключая между собой браки. Иногда это приводит к появлению детей потрясающей красоты, невиданной в других краях. – Миссис Хэнкок вздохнула. – Я встретила его, когда заслужила летнюю стажировку в «Роялисе». [14] В наши дни Лиходей редко покидает дворец главнокомандующего в верхних землях, но в то лето ему случилось остановиться в столице. И конечно, где бы он ни был, Икар всегда находился поблизости. Лиходей задавал ему по вопросу в месяц. После каждого вопроса Икар две недели приходил в себя. Лиходей давал ему еще две недели... того, что можно назвать обычной жизнью – без изматывающей усталости, когда едва получается

поднять веки. В те дни, когда Икару доставало сил встать и прогуляться, он заходил в библиотеку, где я работала. Мы стали друзьями – очень хорошими друзьями. И это все, чем нам позволено было стать. Он мог лишь говорить с девушкой, поскольку считалось, что плотская связь запятнает его дар. Отчасти мне хотелось бы, чтобы наша история была лишь историей влюбленных, родившихся под несчастливой звездой – моя жизнь стала бы проще. Но нет, мы встретились в момент нашего кризиса веры в Лиходея. И в этом смысле я была наилучшим и наихудшим другом, что мог приобрести Икар. И наоборот. Я с ужасом узнала, что Лиходей не задает вопросов о лучшем будущем для королевства или самых квалифицированных людях для выполнения той или иной работы. Вместо этого множество его вопросов сводилось к одному: «Кто станет для меня величайшей угрозой в следующем году?». Дальше – хуже. В детстве Икар часто терял сознание в конце сеанса прорицания и забывал вопросы и данные им ответы. По мере роста и обретения контроля над своим даром он получил способность восстанавливать в памяти произошедшее во время сеансов с Лиходеем. По ночам в постели он про себя проговаривал имена, которые годами называл в своих ответах. И повторял мне ряды имен, тяжелым грузом лежавшие на его совести. И когда он дошел до одного из них, я...

14

Часто говорят, мол, строительство «Роялиса» привело к свержению последнего царя Атлантиды. Это утверждение правдиво лишь отчасти. На самом деле, его отец начал – и закончил – возведение нового дворца, в то время как вне столицы, Люсидиаса, народ голодал.

Поэтому последнего царя Атлантиды нельзя обвинить в том, что он строил роскошный комплекс, пока его подданные страдали. Однако он, безусловно, тоже виноват, потому как решил снести и переделать половину «Роялиса» – ему не нравился его внешний вид.

Из книги «Империя. Возрождение Новой Атлантиды»

Миссис Хэнкок на мгновение прикрыла глаза.

– Я услышала имя сестры. Она исчезла в семнадцать лет во время похода. Ночью видели, как она залезала в палатку, но утром ее там не оказалось. Друзья ее искали и искали. Мы с родителями – и все, кого мы знали, плюс множество незнакомых людей – прочесали все вокруг, но не нашли и следа. В прошлом это место населяли гигантские змеи, и хотя никто в семье не решался об этом заговорить, мы все сочли, что моя красавица-сестра попала на ужин какому-то ужасному чудовищу, поскольку не видели другого объяснения. И тут ее имя всплыло. Я спросила Икара, не помнит ли он вопрос. Он помнил: «Назови самого способного мага стихий, еще не достигшего зрелости». Моя сестра была стихийником. И мать называла ее самым сильным магом, которого встречала. Мама знала, о чем говорит – много лет она проработала директрисой школы. Мы с Икаром пораженно смотрели друг на друга, почти парализованные возможным значением своего открытия. Но как мы могли узнать, совпадение ли исчезновение моей сестры через неделю после того, как ее имя слетело с губ оракула, или действие злых сил? Идея принадлежала Икару. Его месяц передышки заканчивался, и скоро Лиходей собирался воспользоваться его даром. Но в эти две недели, восстановив свои силы, Икар хотел, чтобы я задала ему вопрос: «В следующий раз, когда Лиходей спросит о самом способном стихийнике, еще не достигшем зрелости, что случится с этим магом?». Мы сделали, как планировали. Дрожа, я задала вопрос, и оракул впал в глубокий транс. Почти через четверть часа он проговорил глубоким зловещим голосом: «Мага стихий используют в жертвенной магии».

Иоланте показалось, будто ей проткнули грудь.

– Но жертвенная магия – табу.

– Нет, – бормотал Кашкари, как будто про себя. – Нет. Нет. Нет.

– Вы уже думаете худшее о Лиходее, – продолжала миссис Хэнкок, – можете представить, каково было двум юнцам, еще не совсем лишившимся иллюзий? Это походило на землетрясение, распалась сама основа жизни. В следующем месяце я спросила Икара, чего надеется добиться Лиходей, когда вновь воспользуется жертвенной магией. Мы получили ответ: «Продлить свою жизнь». Что казалось бессмыслицей. Будь он в конце жизненного пути, можно было бы понять – к мерзкому жертвоприношению его толкает отчаяние. Он же находился в расцвете сил. Так что в следующем месяце мы спросили, сколько лет ему исполнится в ближайший день рождения. «Сто семьдесят семь», – прозвучало в ответ. Я помню, какую тошноту и холод почувствовала. Сама идея, что он приобрел неестественно долгую жизнь, принося в жертву юных стихийников – таких, как моя сестра, – вызывала отвращение и страх. Это был последний вопрос, который я смогла задать Икару, прежде чем его забрали во дворец главнокомандующего в конце лета. Но мне предложили постоянное место в библиотеке, и мы договорились по отдельности узнать все возможное и встретиться следующим летом. Пока Икар не впадал в прорицательский транс, его считали младенцем-переростком, потому как Лиходей намеренно держал его в неведении, разрешая читать книги о природе и сказки, но не допуская к новостям из страха, что знание о реальном мире испортит его ответы. И Икар ему подыгрывал. Так что в следующие десять месяцев он использовал себе на благо это отношение и свое положение самой ценной собственности Лиходея. И обнаружил, что… действительно, за время, что он провел у Лиходея оракулом, три мага стихий получили у того «частную аудиенцию». Стражники, с которыми говорил Икар, относились к нижнему уровню охраны и знали почти так же мало, как он – только меньше любопытствовали. Они просто решили, что после аудиенции юных стихийников каким-то образом возвращали в столицу, и потому их никто больше не видел. Икар также узнал о нижних этажах дворца. Он думал, что в здании три подземных этажа, а на самом деле их оказалось пять. Только сам Лиходей и при случае самые доверенные его помощники допускались на секретные уровни. Я искала информацию по другим именам, которые Икар за эти годы называл Лиходею в качестве угрозы. Большинство из них я никогда не слышала. Некоторые нашла в архивах заморских газет, хранившихся в нашей библиотеке: магов из разных королевств арестовывали вскоре после упоминания их имен и часто приговаривали к смерти по обвинению в убийстве, коррупции и даже непристойном поведении. У нас было десять месяцев, чтобы привыкнуть к чудовищности Лиходея. И все же, наконец встретившись и обменявшись новостям, мы не могли остановить дрожь. Именно тогда Икар сказал, что больше не может так жить. И что уже прошлым летом подумывал покончить с собой. Я умоляла его больше об этом не думать. Я не могла справиться с самой мыслью, что после смерти его прекрасная душа лишится возможности парить с ангелами. Но Икар уже все решил. Говорил, что это единственный вариант. Но до того мы должны задать еще несколько

вопросов. Вещи, которые он хотел узнать, пугали меня настолько, что я едва могла произнести их. «Как убьют Лиходея?» Ответ: «В результате проникновения на самый глубокий уровень дворца и открытия крипты». Для нас это был плохой ответ. Не считая дара оракула, Икар не учился магии. А я – простой библиотекарь, живущий вдалеке, в столице. Отчаяние Икара угрожало похоронить нас обоих, но я велела ему оставаться сильным и вести себя как обычно, поскольку собиралась в следующем месяце задать новый вопрос. Я спросила, что могу сделать, чтобы помочь убить Лиходея. Впервые я упомянула себя в вопросе, и слезы ужаса текли по моему лицу. Помню ответ до последнего слова: «Когда великая комета появится и исчезнет, Лиходей войдет в пансион миссис Долиш в Итонском колледже».

– Великая комета уже появилась и исчезла, – ломким голосом произнес Кашкари.

Маги-астрономы впервые обнаружили ее в августе прошлого года. По блеску комета едва ли не соперничала с солнечной короной – прекрасное, отчасти грозное знамение царило в ночном небе и было заметно даже при свете дня.

– Мне пришлось поискать Итон и пансион миссис Долиш. Я обнаружила первое, но не второе, и мы с Икаром были озадачены, зачем Лиходей снизойдет до визита в эту совершенно незначительную немагическую школу. Затем мы решили, что это неважно. Я должна попасть к миссис Долиш в Итон и ждать прихода Лиходея, когда бы это ни произошло. Держава по-прежнему оставалась благополучным королевством с довольно энергичным правителем и централизованным управлением – Лиходей всегда считал ее потенциальным источником проблем. Принцесса Державы ожидала ребенка, и два заданных Лиходеем вопроса касались пола младенца и получит ли он однажды корону. Так что мы знали, что будущий наследник дома Элберона явно интересует Лиходея. Время от времени он спрашивал Икара, что можно сделать в качестве мер предосторожности. Икар решил: в следующий раз он лишь притворится, будто впал в транс – он так давно отличался надежностью, что Лиходей уже не проверял, настоящий ли транс – и скажет Лиходею о необходимости послать наследника дома Элберона в эту немагическую школу и отправить меня специальным посланником от министерства управления заморскими владениями, чтобы за ним наблюдать. Икар планировал остаться оракулом Лиходея еще полгода, дабы его слова об Итоне и мне не привлекли внимания. А затем убить себя так, чтобы это выглядело смертью от естественных причин.

Миссис Хэнкок медленно выдохнула.

– Это был последний раз, когда я видела его или говорила с ним. Через три дня он вернулся во дворец главнокомандующего и к следующей весне умер. Его смерть не вызвала подозрений – все и так считали, что он долго не проживет. Такие способности казались слишком чудесными, чтобы продолжать существование. Я потребовала перевода в министерство. В свое время меня послали осмотреть Итон. Миссис Долиш едва открыла этот дом для мальчиков. Я подала прошение на это место. Сначала она взяла кого-то другого, но та женщина не подошла. Мне удалось попасть сюда за несколько недель до поступления его высочества. Теперь оставалось лишь ждать. Комета появилась в прошлом году. Немагов она взволновала так же, как и магов. Их газеты писали о ней до февраля. Я думала, что готова, но все же когда в апреле появился Фэрфакс, я так волновалась, что едва смогла прочесть молитву перед ужином.

Иоланта поразилась:

– Вы думали, что я Лиходей?

– Я думала, что ты, возможно, шпион. А сегодня зашел Уэст.

Тит бросил на Иоланту взгляд, означавший «я же тебе говорил».

– Я не раз видела Лиходея. Когда Уэст шагнул в мой кабинет, чтобы записаться в журнале посетителей, я думала, мои колени – и сердце – не выдержат. Все произошло в точности, как говорил Икар: «Когда великая комета появится и исчезнет, Лиходей войдет в пансион миссис Долиш в Итонском колледже». Я пронаблюдала за ним во время тренировки по крикету, чтобы удостовериться, что ошибочное первое впечатление не влияет на мое суждение. И чем больше смотрела на Уэста, тем больше уверялась, что это должен быть он. Я решила, что нет смысла ждать дальше. Надо действовать немедленно. Представьте мое удивление и недовольство, когда я пришла к нему и обнаружила, что он уехал всего несколько минут назад – по словам хозяйки его пансиона, отец послал за ним из-за плохого самочувствия матери. Я перескочила на все три близлежащие железнодорожные станции. Уэст нигде не появлялся. Не зная, что делать дальше, я прокралась в его комнату осмотреть вещи. И тут Кашкари с палочкой в руках оказался рядом со мной.

– Если принц передал тебе то, что я говорил ему, – обратился Кашкари к Иоланте, – тогда ты знаешь, что я попал в Итон из-за слов об Уинтервейле, сказанных кем-то в одном из моих снов. Но лишь совсем недавно я узнал, что говорила миссис Хэнкок. Принц был убежден, что она – преданный агент Атлантиды. Я надеялся, что это не так, но не имел доказательств. А сегодня миссис Хэнкок пришла на тренировку, что я счел странным, поскольку она почти никогда не покидала дома.

– Я хотела быть здесь, когда войдет Лиходей, – сказала миссис Хэнкок.

– Затем я увидел в окно, что она вновь уходит, последовал за ней, и это привело меня к дому Уэста. Когда она проникла в его комнату, я решил, что можно объясниться с ней там.

– Кашкари заявил, мол, он враг Лиходея, и если я тоже, то должна сказать об этом немедля. Оправившись от шока и страха, я потребовала соглашения о правде. [15] Когда через четверть часа мы его разорвали, я посоветовала проверить записи об Уэсте в школьной канцелярии. Его отец – профессор в Оксфорде. Никто из нас там не был, так что мы не могли совершить скачок. Кашкари предложил свой летучий ковер. Придумав предлоги пропустить трапезу, мы полетели в Оксфорд. Семья как раз усаживалась за ужин. Мы спрятались в соседней комнате, но было вполне очевидно, что миссис Уэст пребывает в полном здравии. Тогда девочка спросила, приедет ли домой брат к ее дню рождения. И профессор Уэст ответил, мол, да, сегодня получил письмо, он будет дома в субботу через две недели. Мы ничего не понимали. Почему исчез Уэст? Неужели его кто-то обманул и похитил? И если он не Лиходей, то что имел в виду Икар, говоря, будто Лиходей войдет в дом миссис Долиш?

15

Маги изобрели различные способы добиваться правды и подтверждать ее, многие из которых весьма сомнительны в плане закона. Соглашение о правде – один из немногих методов, считающихся безупречными, поскольку оно с самого начала добровольно и не предусматривает наказания при обнаружении лжи: свечение, окружающее стороны, просто исчезает в тот момент, когда кто-то проявляет неискренность. Ни боли, ни страданий – ничего, кроме взаимной учтивости и обходительности.

Из учебника «Искусство и наука волшебства для начинающих»

– Я почувствовал, что мы должны с вами поговорить, принц, – вмешался Кашкари. – Миссис Хэнкок согласилась, поскольку слышала, что ваша покойная мать была ясновидящей. Прошу, скажите, не оставила ли ее высочество хоть какие-то видения, способные нам помочь.

Иоланта могла бы до последнего слова предсказать, что ответит Тит, и он не отклонился ни на йоту:

– Прежде чем помочь, я потребую от вас обоих кровную клятву, что вы говорите правду и не пытаетесь причинить какого бы то ни было вреда Фэрфакс или мне сейчас или в будущем.