Гиблая слобода

Шаброль Жан-Пьер

— Лучше бы ты обратился в профсоюз.

— Я думал об этом. Но… в общем… ведь мне главное узнать, какие у меня права, ну, в общем, что в законах сказано, понимаешь? Здесь у них есгь всякие книги…

Полэн медленно, с силой потирает руки, как обычно, когда собирается взяться за плуг.

— И потом, понимаешь, — говорит он, — Эсперандье не станет ругаться, если я схожу в мэрию.

И добавляет, поднимая голову и глядя на Мориса:

— Ведь это уж было бы ни на что не похоже!

* * *

Милу только

и думал, только и говорил, что о своем посещении Марио Мануэло. Жако пытался делиться с ним новостями: он ждет ответа от Ситроена, но это может затянуться, и он опасается, что в металлопромышленности ему не найти работы, особенно теперь, когда закрывается столько авиационных заводов… Но Милу неизменно возвращался к своему рассказу: подумать только, он теперь знаком с Марио Мануэло! В квартире у Мануэло, трудно даже поверить, белые, ну совсем белые телефоны!.. Милу добавлял все новые подробности, подкрепляя их словечком «знаешь», расписывал, приукрашивал.

— Может, ты продвинул бы Ритона теперь, когда ты познакомился с Мануэло, — предложил ему Жако.

Милу смутился, но отказать все же не хватило духу.

Ребята любили собираться у Виктора. Обстановка у него была довольно убогая, да и удобств никаких, но зато они чувствовали себя как дома в этой пристройке, которая никому другому, кроме Виктора, не принадлежала.

Жако, Ритон, Милу, Морис сидели у Виктора в комнате, прямо на кровати, двое с одного края, трое с другого, и разговаривали, не глядя друг на друга.

Ритон закашлялся.

— Здесь можно сдохнуть от холода, — проговорил он, кончив кашлять.

Приятели сочувственно поддакнули.

— Я встретил Полэна в мэрии, — сказал Морис. — Он уже папаша. У него дочка родилась.

— Бедняга! — вздохнул Жако.

— Надо бы ему чем-нибудь помочь… — предложил Милу.

— Сдается мне, Полэну не сладко жить у Эсперандье, — продолжал Морис.

Ритон вновь затрясся от кашля.

— Здесь можно сдохнуть от холода! — вздохнул Морис. — Надо бы немного поразмяться.

Но ребята продолжали сидеть. Они приподнимались, распрямляли плечи, затем снова опускали голову и замирали, погружаясь в созерцание собственных ботинок.

— Ну, здесь вовсе не так плохо! — поспешил заверить хозяин квартиры Виктор.

— Ты все еще ничего не нашел, Жако? — спросил Милу, просто так, для разговора.

Жако отрицательно покачал головой.

— Вчера один субъект хотел нанять меня, чтобы развозить товары на велосипеде. Разве такая работа по мне? Ведь я учился, кончил школу заводского ученичества. Я токарь по металлу. Но ему наплевать на токарей по металлу. Всем наплевать на токарей по металлу.

— Жизнь — дурацкая штука, — подтвердил Морис.

И все снова погрузились в молчание, по временам вздрагивая от холода.

Милу задумчиво царапал по полу носком ботинка. Виктор вытащил из кармана измятую

бумагу, свернул сигарету и пустил по рукам пачку табаку. Морис подышал на руки, согревая их дыханием, потом засунул в. карманы куртки. Жако, зацепившись каблуком за железную перекладину кровати, обхватил руками колено и прижался к нему лбом.

— Я как раз сочиняю песенку, — заговорил Ритон. — Но она еЩе не готова. Вот послушайте мотив.

Он принялся насвистывать.

— Здорово, — похвалил Жако, чтобы ободрить приятеля. — Ну, а какие слова? — спросил Морис.

— Я еще не кончил, — извиняющимся голосом проговорил Ритон. — Что-то вроде этого…

Он тихонько запел:

Руки мне даны в наследство И два крепких кулака, И лихая голова. У тебя это есть, У него это есть, И немало нас здесь, У кого это есть.

— Вот здорово! — заявил Жако с искренним восхищением.

— Но ведь рифмы нет! — возразил Морис.

— Знаю, — грустно сознался Ритон. — Я пробовал подбирать рифмы, но как только я их нахожу, смысл получается совсем не тот.

Он стал напевать вполголоса:

Руки мне даны в наследство, Достоянье мое с детства, И мозги к ним для соседства…

— Вот видишь?

— Ты прав, — поддержал его Жако.

— А что это такое, «достояние»? — спросил Виктор. Ритон задумался.

— Ну, это трудно объяснить: то, на что ты имеешь право.

— Пособие?

— Да, что-то в этом роде, только в более крупном масштабе.

Ребята закивали с понимающим видом.

— А дальше говорится, — продолжал Ритон, — что никому не нужны ни мои дзе руки, ни голова и я не знаю, куда с ними деться, а потом идут такие вот строчки:

Я не просился На этот свет…

— Здорово, — горячо одобрил Жако.

— Только не умею я все это выразить. Надо было бы сказать так… словом, надо было бы сказать так, как я это чувствую. А мне никак не удается

— Песенки у тебя просто мировые, — ласково заметил Милу, нажимая пальцем на кончик собственного носа, как на кнопку звонка.

Все одобрительно загудели.

Жако многозначительно толкнул Милу локтем в бок.