Гиблое место. Служащий. Вероятность равна нулю
Шрифт:
— Вы хотите сказать, что радист хорошо подготовлен, вооружен специфичными для профессии средствами, если можно так выразиться? — спросил Ковачев. — Такое вполне естественно.
— Я хочу обратить внимание на тот факт, что оснащен он как раз слабовато, с ограниченными возможностями для шифрования. Потому мы так легко и раскусили орешек.
— Простой шифр, говорите? — в задумчивости спросил Минев.
— Да, вполне.
— Странно, как будто нам хотели облегчить задачку по дешифровке. Но тогда едва ли можно верить этой шифрограмме.
— Хоть верь, хоть не верь, все равно будем разбираться, — сказал Ковачев. —
— Согласен, я уже думал об этом. Но ждал, когда вы сами поднимете вопрос. Предлагаю капитана Крума Консулова. Хотя этой весной его перевели к нам из Софии, но он наш земляк, варненский. Обстановку знает отлично, инициативен, порою даже сверх меры, энергии на троих...
В тоне, которым превозносились достоинства Консулова, чувствовалась скрытая ирония, хотя нельзя было понять, разыгрывают ли столичных гостей или хотят им капитана подсунуть. Поэтому Ковачев, хотя и не знавший Консулова лично, но кое-что о нем наслышанный, не стал вступать в игру, а лишь спросил:
— И за эти несколько месяцев он так преуспел, что уже сработался с местными коллегами?
— О, вы его не знаете! Сработался, да еще как. Попробуйте парня. Если не подойдет, всегда можно заменить.
Полковник Ковачев любил работать с так называемыми трудными людьми, знал, как затрагивать потаенные струны их сердец, а «трудные», «несговорчивые» отплачивали ему преданностью и предельным напряжением сил. И порою даже дружбой.
В небольшом кабинете директора гостиницы «Интернациональ» Дейнов внимательно просматривал списки гостей. С первого числа гостиница принимала только иностранцев. Не было ни одного болгарина. Но как он ни старался, пока что выйти на след не удавалось. Тоненькая ниточка от Маман обрывалась в самом начале. Эта кличка могла принадлежать равно и мужчине и женщине, и старому и молодому. Даже английский язык, на котором была составлена шифровка, не подсказывал категорично, что радист непременно англичанин (их здесь было достаточно) или американец (гостей из США значилось гораздо меньше). Все-таки Дейнов аккуратно записал подозрительные, на его взгляд, имена и отправился расспрашивать здешнего лифтера. Эти вроде бы неприметные служащие в гигантской машине «Балкантуриста» обыкновенно отличались наблюдательностью и могли быть чрезвычайно полезными, если заручиться их доверием или хотя бы симпатиями.
Здравко оказался словоохотливым малым, через несколько минут они уже беседовали как старые приятели. Дейнов представился летчиком-истребителем. Но, судя по всему, парнишка не только не поверил этой версии, но и живо смекнул, что за «истребитель» вовлек его в разговор. Несколько раз Дейнов замечал, как лифтер разглядывает его со страхом
Может, потому, что он обо всем догадался и хотел помочь, а может, из-за обыкновенной мальчишеской болтливости Здравко охотно делился своими наблюдениями над постояльцами, порою давая остроумные характеристики.
— А вон еще один редкий тип, — он кивнул в сторону только что вышедшего из лифта немолодого господина, одетого с подчеркнуто английскими пристрастиями начала века: клетчатый костюм с точно таким же платком, очки в толстой роговой оправе черного цвета, дымящаяся трубка. Господин был рыжий, весь усеян веснушками и надменно важен, точь-в-точь Джон Буль на карикатурах. — Мистер Галлиган тоже наш постоялец. Приехал несколько дней назад вместе с женой. Он коллекционирует окурки.
— Как так окурки? — изумился Дейнов.
— А вот так, окурки. За оригинальный окурок он готов выложить хоть целый лев. Вчера высыпали с верхнего этажа целую пепельницу. Он заметил и тут же попросил меня собрать их все с террасы. Среди них были и наши сигареты, и заграничные, большинство со следами губной помады...
— Ну и что?
— Да ничего. Он взял их, а мне вручил очередную купюру. Эх, были б все постояльцы как мистер Галлиган!
Этой ночью между Варной и Балчиком патрулировал капитан Консулов. Вместе с шофером они объезжали свой сектор и упорно молчали — нечто крайне странное для обоих. Но для взаимного молчания была причина. Шофер опоздал на две минуты, а Консулов закатил такой скандал, будто тот вообще не явился. Теперь обиженный шофер дулся на капитана. Консулов же не считал возможным снисходить до беседы с подобным растяпой.
Дорога была пустынной. Машина ехала медленно, спешить было некуда.
Поднявшись на очередной холм, они заметили впереди, возле перелеска внизу на равнине, автомашину с горящими задними огнями. Едва машина Консулова приблизилась, огни погасли. Консулов скомандовал включить дальний свет, чтобы высветить чужой номер. Когда они проезжали мимо, то заметили за рулем мужчину с зажженной сигаретой.
Консулов докладывал по радиотелефону: на двадцать пятом километре, недалеко от развилки, замечен «вартбург-люкс» ПА 37-18...
— Работал ли у него мотор? — спросил дежурный по управлению.
— Разобрать было невозможно. Однако... ожидайте очередного выхода в эфир.
Когда оперативная машина отдалилась, мужчина в «вартбурге» внимательно посмотрел взад и вперед. Шоссе было абсолютно пустым. Он кивнул — и сразу же рядом с ним оказалась притаившаяся на соседнем сиденье спутница с коротко стриженными русыми волосами. И они незамедлительно принялись целоваться.
Петев приехал в ведомственный дом отдыха забрать Ковачева в окружное управление.
— Что новенького? — спросил полковник уже в машине.
— Ничего, не считая ночной ложной тревоги Консулова.
— А как Дейнов?
— Прикипел к Галлигану, целый день проторчал на пляже возле этого господина. Вообразил, что тот и есть Маман...
— По мне он смахивает на Папана. Боюсь, это ложный след. Странный субъект... Окурки собирает...
— Может, разыгрывает из себя сумасшедшего?