Гибралтар
Шрифт:
На третьей вершине мы видели башню, построенную для телеграфа, но разбитую громом, который каждый раз бьет в это место. Полюбовавшись еще прекрасною панорамою, мы спустились вниз утомленные чрезвычайно и поехали на свой фрегат отдохнуть.
Письмо 3
Сегодня мы были с визитом у губернатора, который, как я сказал, живет в своем загородном доме. Старик лорд Чатам, старший брат славного Питта [10] , принял нас очень ласково; говорил с нами о разных материях, но его нездоровье сократило наш визит. Ему по виду около 80 лет, хотя англичане и уверяют, будто он не старее 70.
Мы ездили туда
Я сказывал уже, что испанская граница недалеко от Гибралтара: через 1/4 часа вы уже в Испании. В Алгезирас можно доехать не с большим в 2 часа, заливом же расстояние не более часовой езды – и при таком близком расстоянии мы не могли быть там по причине беспокойства от инсургентов. Весь Испанский берег от Кадикса был в движении во все то время, пока мы были в Гибралтаре. Идучи проливами, мы видели лежавший у Тарифы французский фрегат и слышали с него и с крепости выстрелы, но не могли догадаться о причине; наконец, по прибытии в Гибралтар, это объяснилось следующим образом.
Остатки конституционных испанцев [11] , в числе 700 человек, преследуемые во всех направлениях, собрались под начальство подполковника Вальдеса (Waldez), бросились в Тарифу, имевшую маловажный гарнизон, овладели городом и затворились в нем, в твердом намерении не сдаваться без обороны.
Покуда французские войска, рассеянные в окружностях, могли собраться в довольном числе, из Алгезираса вышел стоявший там французский фрегат и подошел к лежащему против города островку Тарифе, начал канонаду, полагая принудить к сдаче находящийся на этом островке замок. Не сделав ничего и получив большое повреждение в мачтах, он должен был уйти того же вечера, обитый, в Алгезирас. Эту самую перестрелку мы и слышали, проходя Тарифу.
В продолжение суток под городом собралось до 3000 чел. французских войск; другим партиям дан был приказ двинуться к берегу, по которому стали заметны большие движения между испанцами, ободренными примером инсургентов в Тарифе. Они начали собираться толпами; везде показалось оружие; раздались песни вольности; смятение становилось всеобщим; беспорядки начались; личная безопасность была нарушена; тайные убийства сопровождались явными угрозами – и только военная сила удерживала народ от совершенного возмущения.
В самый день прибытия нашего, для удержания этих беспорядков, расстреляны были четверо самых пылких революционистов. В долине перед Алгезирасом выведены были войска и при стечении множества народу была совершена казнь. Один из инсургентов не хотел завязывать глаз; но увидя генерала О'Донеля [12] в числе зрителей, схватил с нетерпением платок и сказал: «Не хочу осквернять последних минут жизни моей видом человека, предавшего отечество и пришедшего любоваться кровью сограждан». С сими словами он был расстрелян.
Инсургенты, узнав в Тарифе казнь четырех своих собратий, выставили на другое утро с городских стен головы двух монахов и двух французов напоказ войскам.
На другой день в Алгезирасе опять были расстреляны четыре
Лишенные всей надежды, инсургенты могли бы долго защищаться в крепком и почти неприступном замке, если б недостаток воды, которой не могли заготовить в продолжение короткого владычества над городом, не заставил их поколебаться. Мнения разделились; увещания Вальдеса не действовали, страх томительной смерти поселил уныние в сердцах малочисленного гарнизона; раздался ропот; начали говорить о том, чтобы отворить ворота; наконец повиновение к начальнику исчезло. Вальдес, видя такое расположение умов, воспользовался темнотою ночи и уехал на маленькой лодке с шестерыми в Гибралтар; еще несколько человек бежали на Африканский берег, а остальные, отворив на другое утро крепость, были взяты и перевешаны французами. – Так рассказывали об этом в Гибралтаре.
Истребление этой партии, последней надежды инсургентов, восстановило спокойствие в народе. Осада, взятие Тарифы, завладение замком происходили в продолжение пяти дней нашей бытности в Гибралтаре; с высоты горы можно было в трубу видеть дым сражения. Вальдес приехал ночью накануне нашего отъезда.
В Гибралтаре безопасен всякий, пришедший укрыться под защиту английских законов; таким образом многие из испанских конституционных министров, как-то: Лопес-Баньос, Наварро, Эспиноза и много других укрываются до сих пор в Гибралтаре, но положение их, впрочем, самое жалкое. Английское правительство, давая им убежище, позволяет только жить на рейде, но не вступать в город. Одна безопасность составляет все их выгоды, потому что они едва имеют насущный хлеб для своего пропитания, и то частные люди дают некоторым из них по 1/4 испанского пиастра (по 1 руб. 25 коп.). Лопес-Баньос, Наварро, Алава, Квирога, Мина и другие все вместе не имели более 100 пиастров, когда приехали в Гибралтар.
Письмо 4
Гибралтар, как и вообще вольные торговые города на юге Европы, представляет удивительное разнообразие в жителях и посетителях. Кроме всех почти наций нашей части света, видишь жидов, индейцев, турок, мавров, варварийцев, в их костюмах, с их обычаями. Всего удивительнее, что португальцев гораздо более в Гибралтаре, нежели испанцев: португалец там настоящий жилец, испанец только привозит на продажу свои продукты или приезжает покупать товары, которые после перепродает тайным образом в Испании. Контрабандисты составляют особливый класс людей и особливые даже селения по берегу и горам. Решительность, мужество, верность в слове, самая честность в их бесчестных поступках, а более всего наличные деньги, заставляют их уважать в Гибралтаре. В городе, где торговля отправляется беспошлинно, всякий тот честен, кто платит исправно деньги; но в Испании законы противу непозволенной торговли весьма строги. Однако, несмотря на преследования, эта торговля очень значительна; местное положение, туманы, темные ночи, совершенное познание берегов и их опасностей, куда ни одна душа не отважится следовать за контрабандистами, избавляют их от весьма бдительного, впрочем, надзора.