Гидра-2. Криминальные истории 60-х

Васильев Анатолий Григорьевич

— Свиридова, расскажите суду, как было дело.

Девушка встала.

— Саша Иванов правильно рассказал. Мы шли с ним, разговаривали, а они нам встретились и стали хулиганить. Горшков ударил Сашу, я видела, у него даже шляпа упала с головы, а Кожин его толкал, и все ругались нецензурно. Они были пьяные. Астахов тащил меня под арку, говорил всякие гадости, предлагал пойти с ним, спрашивал, что в меня в сумке, хватал меня руками, лапал. Я сама видела нож. Видела, как Горшков хотел ударить Сашу ножом. Я боялась, что Горшков его зарежет. Он был такой злой, ругался матом, говорил: сейчас я пощекочу тебя, выпущу кишки. Я кричала, мне было очень страшно. Ни я, ни Саша

совсем не виноваты. Мы после тренировки шли домой. Люды, моей подруги, в тот день не было на тренировке, и поэтому Саша пошел меня проводить, так как у нас на Сыромятниках вечером страшно ходить одной. А Саша ни в чем не виноват, он защищался сам и меня защитил. Если бы не он, я не знаю, чтобы они со мной сделали. Они были — как звери.

— Суду все ясно, — сказал судья. — Еще у кого будут вопросы? Дополнения? Предоставляется последнее слово подсудимым. Кожин.

— Я прошу, граждане судьи, учесть, что я пострадавший от этого Иванова. У меня трещина в мозгу, то есть в черепе. Я упал, ударившись об асфальт, и лежал в больнице. Бюллетень в деле.

— Горшков, — сказал судья.

— У меня пальцы не полностью сгибаются.

— Ну и что? — спросил судья.

— Ну вот я и прошу с него взыскать… — Он кивнул на Иванова.

— А почему с него? Может быть, вы сами себе наступили на пальцы? Ведь вы ничего не помните. Астахов, слушаем вас, — сказал судья.

— Мне он ребро сломал.

— Иванов, вы что скажете?

— Я не виноват. Я не хотел с ними драться. Если бы они сами не напали первыми, не били меня, не трогали Свиридову, я бы их не трогал. Сами налетели, учинили драку, были пьяными.

— У вас есть больничный лист?

— Нет. Я не обращался к врачу, хотя голова болит до сих пор.

— Напрасно. Надо было обратиться. Суд удаляется на вынесение приговора, — объявил судья, и все встали.

В зал вошли три милиционера и сели около двери. У Александра сжалось сердце. Он слышал, что если выносят лишение свободы, то милиция «арестовывает в зале суда» не давая выйти. «Посадят, к чертям. Все троих покалечил. На кой я связался с ними? Вот теперь расхлебывайся. Нужно было уйти, и все. Только Галку жалко, как бы потом смотрел ей в глаза, если бы она осталась жива. Ладно, будь что будет. Я правильно поступил, что надавал им. У, подонки, сидят, невиновных из себя строят. В переулке королями были. И жалко себя — сидеть за этих типов не хочется».

Вышел суд. Судья стал читать приговор. Вначале шло описание драки: кто начал, как дрались, кто был с ножом и т. д. Затем — суд приговорил: Кожина — к 1 году лишения свободы; Горшкова — к полуторам годам лишения свободы; Астахова — к I году лишения свободы. «Иванова…» У Александра сжалось сердце: всех под одну гребенку, годик придется сидеть, думал он. «Александра Сергеевича… оправдать». Далее судья говорил о том, что со стороны Иванова имела место необходимая оборона, которая исключает его ответственность.

Чтение приговора закончил словами: «Кожина, Горшкова и Астахова взять под стражу в зале суда».

Александр опустился на скамью, его не держали ноги.

Кожина, Горшкова и Астахова милиционеры выводили из зала суда.

СЕРЕЖКА

Думы Сережки были тяжелыми. Скамья подсудимых — не скамейка в парке. «Ничего я не сделал, никого не убил, не ограбил, а судят и дадут срок, точно, дадут, там бумаг достаточно. Такую выпишут путевочку — не вернешься. А за что? За то, что этого алкоголика по башке стукнул? Так ему и надо. Эх, жизнь! Мать тут еще… Не мать, а так… одни мужики у нее на уме.

Вот и посадила меня… Ладно, отсижу, не буду я больше вмешиваться. Пусть живет, как хочет. А этому хромому не мешало бы поломать и вторую ногу, чтобы на обе хромал».

— Встать, суд идет! — объявил секретарь.

Все встали. Встал и Сергей, сложив автоматически руки за спину, — в тюрьме и не тому научат. Сели.

— Подсудимый, встаньте. Фамилия, имя, отчество? — ровно говорил председательствующий.

Опять все сначала, думал, хоть в суде не будут об этом спрашивать, думал Сергей, отвечая на вопросы председательствующего.

— Можете садиться.

Сергей сел. Председательствующий что-то говорил еще, ему отвечал прокурор, пожилой, в прокурорской форме человек, говорила что-то адвокат, молодая женщина, еще кто-то говорил, потом удалили свидетелей. Сергей сидел, безучастный ко всему, он «четко» знал, со слов тюремных «правоведов», что дадут не больше 3 лет и отправят в колонию для несовершеннолетних, ведь ему еще нет и 17 лет.

— Оглашается обвинительное заключение, — объявил председательствующий и начал читать.

Сергей слушал и не слушал. Он эту «обвиниловку» наизусть знал, изучая ее целую неделю в камере.

«…Тогда обвиняемый Воротов, нецензурно ругаясь, набросился на инвалида Помазкова и беспричинно начал его избивать. Ударил два раза кулаком по голове, а затем, схватив бутылку, ударил его бутылкой, разбил голову, чем причинил менее тяжкие телесные повреждения…»

«Витьку бы сейчас встретить, — думал Сергей. — Что бы он сказал обо всей этой истории? Все! Больше не погуляем с ним вечером. Он так играет на гитаре — заслушаешься. А поет! Ничего, мы еще свое возьмем. Выйду — и все будет нормально. Черт с ним, с хромым и с матерью. Пошли они оба… Мне самому жить надо. С тюрьмы начинать не очень здорово, но что делать? Переживем. А ноги бы этому инвалиду-потерпевшему не мешало переломать. Сволочь — вот он кто, а не потерпевший! Гад, сам же меня напоил, а потом всякие гадости начал говорить о матери и придираться к ней. Опять бы избил.

Мать, конечно, не ангел, пьяница и гуляка, я и сам знаю. Но когда такой подонок начинает ее обливать грязью… На суд явились вместе, и во хмелю оба. Сына родного посадила, и хоть бы что. Передачи носила. А сколько раз домой не пускала: «Погуляй, погуляй», — а где погулять, когда 12 часов ночи и на улице 20 градусов мороза? Метро закрывают, выгоняют. Хорошо Витька — друг и предки у него приличные: и накормят, и спать уложат!

— Подсудимый, встаньте.

«Что еще от меня нужно?» — подумал Сергей, вставая.

— Признаете себя виновным? — спросил председательствующий.

— В чем? — не понял Сергей.

— В учинении драки и избиении гражданина Помазкова. В причинении ему телесных повреждений.

— Драки не было никакой, — начал он объяснять.

— По голове бутылкой его били?

— Ну, ударил один раз.

— Значит, признаете? Да или нет?

— Признаю. Да.

— Расскажите, как у вас все это произошло.

Сергей подробно и не спеша рассказал, как мать и Помазков принесли бутылку водки, мать поставила закуску на стол, сказала, что у нее именины. Сергей не хотел с ними пить и не хотел, чтобы мать пила, так как пьяной она вела себя очень плохо: плакала, ругалась. Но мать налила ему сама. Сергей выпил всего одну маленькую рюмку. Мать тоже пила немного. Всю бутылку выпил Помазков и, захмелев, начал говорить всякую чушь, в том числе гадости о матери. Нецензурно Сергей не ругался, он только называл Помазкова подонком и сволочью. Это Помазков на него наговорил, что он ругался нецензурно.