Гильдия Злодеев. Том 4
Шрифт:
— С чего вы взяли, что я не из знатного рода?
— Перестаньте. Будь вы аристократом, то мы бы об этом знали. В общем, лучше бы вам сейчас быть при деньгах и соответствовать минимальным требованиям академии.
Достал меня, засранец. Отстёгиваю от пояса увесистый мешок килограммов на пять и встряхиваю его.
— Деньги есть. Пересчитаете?
— Как звенит золото, я знаю, не напрягайтесь. Первый отборочный этап вы прошли, если пройдёте второй — расплатитесь в академической канцелярии.
— И сколько я должен заплатить? — уточняю на всякий случай.
— Сумма зависит от ваших
Моя щека дёргается.
— А мне говорили — три тысячи.
— Сочувствую.
Профессор встаёт. Неторопливо подходит к стеллажу со всякой всячиной на полках, что-то долго разглядывает и наконец достаёт из шкатулки голубой кристалл. Возвращается ко мне.
— Встаньте. И дайте руку.
Протягиваю ладонь, как дама для поцелуя. Вот теперь самое неприятное. Что и сколько увидит во мне профессор?
Кристалл, прижатый к моему запястью, вспыхивает ярким синим цветом. А на лице профессора возникает лёгкая заинтересованность.
— Ну… неплохо. Большой сосуд. Не огромный, но… приличный. Это уже хорошо… Посмотрим, повезло ли вам с каналом. Высвободите эфир из указательного пальца, я проверю закупоренность.
Так и поступаю. Не знаю, о какой закупоренности речь, но «брошь дурака», подаренная когда-то Гримзом, работает. Этим артефактом никто не пользуется уже лет сто, просто нет смысла. Что и спасает меня сейчас.
Брошь изменяет цвет эфира, когда создаёшь плетение. Если хочешь пустить огненный шар, то эфир будет красным и враг поймёт, что ты используешь пирокинетику. А вот если просто высвободить эфир, то он всегда будет голубым.
И да — маленькая голубая «пипиндрючка» выделяется из моего тонкого канала по указательному пальцу. Получается как огонёк от свечи.
— А вы опасный, — иронизирует профессор. — Ясно всё. Ну, хоть закупоренности нет. Ладно, правила требуют проверить толщину канала, хотя я уже догадываюсь, что увижу…
Он обматывает вокруг моего запястья голубую ленточку, которая мгновенно стягивает мне кожу и мышцы.
Заинтересованность с лица профессора пропадает.
— Природа вас всё же обделила. Для элементалиста канал слишком мелкий, а для артефактора слишком большой.
Пожимаю плечами и отвечаю:
— Знаю-знаю, я псионик.
— Псионик? Насмешили. Для того чтобы выучить плетения хотя бы уровня «ученик», нужен талант и дисциплина ума. Причём талантливый псионик воспитывается с детства под строгим контролем нашей академии. А вам сколько лет? Двадцать — двадцать пять, не меньше. Хотя… я вижу, что вы феномен…
Напрягаюсь. Чего это он там видит?
— Пробудились совсем недавно, — продолжает профессор. — Только радоваться тут нечему. Свою специализацию в области псионики вы переросли лет пятнадцать назад. Будь вы хоть первым гением страны, в голове у вас уже слишком много мусора для обучения псионике. Но…
Он неприятно хмыкает.
— Я напишу свой отзыв, и вы можете попробовать убедить канцелярию принять вас на факультет псионики. Будете учиться с детишками лет десяти. Но сразу предупреждаю: чем бессмысленнее окажется ваше обучение, тем дороже оно обойдётся, ведь нам придётся сильно постараться, чтобы сделать из вас
Ага, значит если я заплачу ОЧЕНЬ большую сумму, то на мою неофициальную инициацию закроют глаза. А если нет — отработают по закону. Везде правят деньги. Особенно когда дело касается каких-то нарушений. Понятно, что кто-нибудь да инициируется незаконно, но если маг при этом богатый или сильный — списывать его или наказывать академии невыгодно.
Снисходительный тон профессора начинает надоедать. Но я этого не показываю.
— И что может псионик первой ступени?
— Что может… — Уголок его губ приподнимается. — Многое. Например, стадо овец последует за вами и никогда не разбежится. А свинья расслабится перед тем, как мясник проведёт ей лезвием по горлу, и не будет визжать. Можно усмирить бродячую собаку или, наоборот, разозлить её силой мысли… Обычно псионики под строгим контролем, но только начиная с третьей ступени, так что вы не переживайте.
В глазах профессора появляется скука, он небрежно что-то черкает на пергаменте и протягивает его моему сопровождающему.
— Густаф, я помню, что задолжал тебе сто золотых. Сегодня же отдам, но только перестань мне их водить…
Густаф слегка улыбается и не спешит принимать пергамент.
— Я привел его тебе не из-за долга, Дерек. Я понимаю, что ты обленился, но чтобы настолько… Твой отзыв не принимаю. Возьми себя в руки и приглядись к кандидату внимательнее.
Глава 22
— Ты это о чём? — профессор чуть ли не зевает. — Отстаньте уже от меня, а…
— Дерек…
— Да чтоб вас всех. Ладно. Ну! — Профессор неожиданно меняется в лице, пристально смотрит на меня. — Высокий. Хорош собой, но вижу, что на лице краска, значит, пытается скрыть увечья или свою личность. Видел такое сто раз. Мой вердикт: на подиум его и на парад мод. Или обратно к богатому отцу, от которого он сбежал.
Хмыкаю. Мне уже даже интересно, чем всё закончится. В сущности, скрывать мне особо нечего. Я делаю это разве что на всякий случай. Жить нужно по принципу «лучше промолчать, чем сказать». Серьёзные артефакты я оставил в анклаве, а катализатор с собой, разумеется, не взял. После бонуса от Кости по сокрытию ауры от меня не должно фонить некромантом, управляющим нежитью. А вот кем-то другим… Вполне возможно. И мне было интересно, заметят ли это в академии. Одно дело рассказать о своём диагнозе врачу, другое — если он сам его определит.
Развожу руками, сажусь на диванчик, откидываюсь на спинку.
Профессор кривится:
— Каков наглец… Может оправить его в лагерь бракованных?
— Скорее, на твою кафедру.
Тишина. Я разглядываю потолок. Интересно, что за кафедра. Хотя догадываюсь.
— Что ты несёшь? Он — никто.
— Уверен? — хмыкает Густаф. — Я вот — нет. Наши аурные артефакты засекли его эфир. Ошибки, конечно, случаются, но после проверки его сосуда… Я думаю, что он тебе подойдёт. А ещё он инициированный, Дерек. И не похож на сошедшего с ума.