Гильдия. Трилогия
Шрифт:
А он и впрямь приблизился, надвинулся, этот Голодный Туман. Снизился так, что не напоминал уже легкое облачко. Теперь это была мутная, грязно-белая пелена с темными прожилками, которые шевелились, сплетались в непостижимый узор.
Двинулся было прочь... вернулся, замер...
Оцепеневшие люди не выдали бы себя даже дыханием, разве что грохотом сердец.
Темные прожилки свились в некое подобие человеческого лица. Оно кривлялось, дергалось, и не разобрать было, чье оно.
У лежащих разом мелькнула одна и та же мысль: это
Вдруг лицо в облаке перестало гримасничать, застыло на мгновение, приобрело четкость и объем. И в этот бесконечный миг все увидели в вышине черты Ралиджа, Сокола, Хранителя!
Сколько это продолжалось – неизвестно: время куда-то пропало. Был ужас, и сознание безнадежности, и тоскливое желание проснуться.
Этот бред, этот кошмар разлетелся в осколки от гневного вопля Айфера:
– Не-ет! Нельзя-а! Убирайся, сволочь!!!
Руки его были пусты, в них не было даже камня, как в тот раз, когда он стоял против чудовища. Но добрый великан поднялся во весь рост и бесстрашно вскинул эти могучие руки к небу, заслонив беспомощного командира, как недавно Шенги заслонял своего ученика.
– Не надо, Айфер! – успел крикнуть Ралидж. А дальше слова уже ничего не изменили бы.
Хищная пелена просветлела, стала переливчатой, легким сиянием стекла по рукам Айфера, по плечам, по телу. Окутала жемчужной дымкой, заставила богатыря застыть с воздетыми руками подобно светлому изваянию...
– Уходим! – с болью приказал Шенги. – Уже все, уже не спасешь...
Ралидж с трудом поднялся на ноги.
– Что значит... все? – хрипло спросил он. – Как может быть... все?
Шенги вцепился Хранителю в плечи, поволок прочь, крикнув ученикам:
– Да что же вы? Помогайте!
Ему надо было привести в чувство потрясенных ребятишек. А с Соколом он справился бы и сам. Ралидж всю силу выплеснул в бою с ящером. Только и смог, что безнадежно обернуться на ходу и увидеть, как светящееся изнутри изваяние тает, теряя очертания человеческой фигуры.
– Если это шутка, то глупая! И вдвое глуп тот, кто смеет так шутить с королем!
– Если шутка, – возразил Бронник мрачно, – то она началась не сегодня и не здесь. Демон, колдунья или просто хитрая особа, но она озоровала еще в «Смоленой лодке».
– Ну, – протянул Фагарш, – можно догадаться, зачем она проказила: создавала себе грозную репутацию. Если тихая старушонка подойдет к воротам, чтобы передать письмо для короля, стражники могут попросту прогнать ее взашей. А начнет упрямиться, кричать, письмо возьмут, но беспокойную бабулю на всякий случай задержат в караулке. А десятник на свой страх и риск заглянет в письмо: мало ли что старая дура нацарапает, так всякую чушь государю нести?
– Пожалуй, – кивнул Бронник.
– А так... сколько там было стражников?
– Двое! – Кровь бросилась молодому человеку
– Выдрать их надо, – согласился король, – но и понять можно. За этой старой стервой вчера весь дворец гонялся, а толку-то? – Фагарш взглянул в письмо и недоуменно хмыкнул. – И зачем бабке так нужна серебряшка? Жена ее нашла лет девять назад здесь, на Эрниди. Говорит, за нее дрались две чайки. И все годы носила находку на шее. Теперь ревет у себя в спальне. Так от слез подурнела, что не узнать.
– Может, объявились прежние хозяева побрякушки? – спросил дарнигар без всякого сочувствия к переживаниям королевы.
– Может, и так. Но не люблю, когда мне угрожают. Вещица не нашлась, хотя слуги заглядывают в каждый уголок дворца. – В голосе короля не было надежды: уж он-то с детства знал, сколько во дворце этих самых уголков!
– Меня беспокоят угрозы насчет чудовища из моря. – Бронник кивнул на письмо в руках короля. – Боюсь, это не пустое бахвальство!
– И что ты собираешься предпринять?
– Уже предпринял, – гордо вскинул голову молодой дарнигар. – Послал по стражнику на Корабельную пристань, в рыбацкий поселок, на старую солеварню, на южные огороды, на Тюлень-гору и еще в парочку мест, откуда хорошо просматривается побережье. Велел везде приготовить костры. Сам буду ждать с большим отрядом. Увидим дым – пойдем взглянуть на чудище.
– Хорошо! Ступай.
У порога дарнигар обернулся.
– Да простит меня мой государь... Я убежден, что в заварушке замешаны эти уроды с размалеванными лицами – Дети Моря! И Шепчущий, мерзавец Шепчущий, без него-то здесь наверняка не обошлось!
– Сейчас же прекрати мучить собачку, а то маме скажу!
– Я не мучаю, а дразню! Он собака, он должен лаять! Ну, давай! Р-р-р! Р-р-р!.. Он так потешно гавкает!
Добродушный старый Тяв-тяв в самом деле не выдержал попыток принца ухватить его за хвост и залаял так пронзительно и забавно, что рассмешил не только Литагарша, но и его задаваку сестрицу, которая строила из себя взрослую барышню.
Девочка восседала на развалинах беседки изящно, словно в кресле, и с неодобрением взирала на брата, который делал вид, что хочет столкнуть толстого пса в яму.
Ни Асмита, ни ее брат не боялись, что пес, рассердившись, цапнет своего юного хозяина: последний раз он кусался в щенячьем возрасте, играя с братьями. Но с тех пор, как Тяв-тяв сменил молочные зубы на постоянные, он использовал их исключительно для разгрызания косточек.
Правда, когда озорные ребятишки слишком донимали старого пса, в нем просыпалась заветная мечта: он, ужасный и грозный зверь, свирепо лает – и все живое бросается наутек! Но в действительности все смеялись над Тяв-тявом: «Как разошелся наш старичок!»