Гильдия. Трилогия
Шрифт:
– Мне сказали, – обратился к нему Равар, – что тебя знают в лицо все стражники из Северной башни.
– Из обеих башен, господин. Уж так я старался тамошних парней ублажить… ну, не сам, девочки мои старались.
– Если постучишь – впустят?
– Оно бы, господин, и так… А только я к ним еще ни разу не приходил в одиночку. Могут и в болото послать. Забудут старую дружбу, прямо так и скажут: вали, мол, Рябой, в болото к тамошней хозяюшке, не мешай доблестным стражам порта неусыпно в «радугу» резаться!
Равар на миг задумался, затем его глаза блеснули:
– Эй, боцман, где Птаха?
– В «колыбельке», – тут же откликнулся боцман.
– А ну, кликни!
Боцман задрал голову и зычно проорал вверх:
– Эй, впередсмотрящий! Живо к командиру!
Шершень поднял взгляд на огромную бочку, приколоченную к верхушке грот-мачты. Разбойник только успел вспомнить, что моряки называют эту штуковину «колыбелькой» (уж очень качает там, наверху), как из бочки появилась и скользнула вниз по вантам небольшая гибкая фигурка.
Никто и слова сказать не успел – а перед капитаном уже стоит крепкий, ладный матрос, невысокий, веснушчатый, в матросской куртке и штанах. И лишь округлый нежный подбородок да круглящаяся под рубахой грудь выдают девушку.
Шершень не удивился. Ему доводилось слышать, что на Семи Островах и женщины порой становятся моряками. Нечасто, но бывает такое…
– Слышь, Птаха, – приветливо спросил капитан, – а если бы понадобилось изобразить шлюху – сумела бы?
В серых глазах девушки плеснулось удивление – и тут же лицо посуровело, замкнулось.
– Для дела – или каких-нибудь дурней позабавить? – дерзко спросила Птаха низким, почти мужским голосом.
– Для дела, – твердо и серьезно заверил девушку Равар. Та прямо посмотрела ему в глаза – и успокоилась. Поверила.
– Ну… если надо… я сейчас!
Повернулась и побежала прочь, шлепая босыми пятками по палубе.
– Боцман, другого впередсмотрящего наверх! – скомандовал Равар. – Господа, взгляните на карту. На Северную башню – три десятка лихих парней. Эти будут с «Гордеца», ручаюсь за каждого. Вторая цель – склады. Вот здесь, видите? Сюда не меньше сотни, здесь надо много шума, пусть сюда стража стянется… и эти, как их…
– Алмазные, – подсказал Шершень, поправляя повязку на руке.
– Вот-вот… Пойдут на шлюпках люди с «Танцора» и «Вспышки». Капитанам объяснить парням, что те идут не грабить, а шуметь. Брать можно только то, что унесешь за пазухой. А что шлюпка за один раз не примет – тут же, у причала, будет утоплено. Удирать придется быстро, груз помешает… Ах да, вы там, на складе, огоньку не забудьте, огоньку, чтоб потом не понять было толком, разграблен склад или нет…
– Вот будет радость приказчикам! – ухмыльнулся Шершень. – Представляю, о каких убытках они доложат хозяевам!
–
Пока Равар и другие капитаны обдумывали план налета на порт, Вишух, про которого все на время забыли, подошел к рулевому и в упор залюбовался яркой птицей у того на плече. Серый пепел тоски и равнодушия немного развеялся в глазах искалеченного нищего.
– Что за птица? – спросил он отрывисто. – Из заморских краев?
– Я тоже из заморских краев, – хохотнул рулевой. – А птица наррабанская. Называется попугай. Что, не видал такого в своих лесах да болотах?
– Не видал, – согласился Вишух, становясь понемногу разговорчивее. – А хохолок-то – ну чисто корона ихнего Светоча! И вид смышленый. Как будто понимает своими куриными мозгами, о чем мы толкуем!
Попугай величественно повернул голову в сторону непочтительного незнакомца, встопорщил хохолок и так же скрипуче, как и Вишух, отозвался:
– Сам дур-рак!
Потрясенного нищего словно ветром отнесло в сторону.
– Не бойся, – успокоил его старый бернидиец. – Птица повторяет то, чему ее люди научили, а соображения у нее никакого.
Вишух не без опаски приблизился, не сводя глаз с заморского дива.
– Чего только боги не учудят… И любым словам ее можно обучить?
– Ну, не сразу. Надо потрудиться.
В глазах нищего разгорался пламень честолюбия.
– Да с этакой тварью даже в бродячий цирк можно прибиться! Эх, мне бы такую!..
Рулевой скользнул взглядом по горизонту и легко предложил:
– А возьми. Все одно мне нагадали, что не вернусь из этого рейса. Еще пропадет без меня птица…
Потрясенный нищий молча принял из рук бернидийца чуть трепыхающийся комок перьев.
– Сам дур-рак! – вновь продемонстрировала птица весь свой запас человечьих слов.
Старик рулевой глядел вперед, чуть улыбаясь своим мыслям. Словно и не он только что говорил о собственной близкой смерти.
В этот миг за спиной у нищего разом стихли разговоры. Кто-то присвистнул.
Вишух обернулся.
По чистой желтой палубе к ним приближалось… м-м… нечто. Узнать в этом существе Птаху было трудно.
Вокруг талии девушка, словно юбку, обернула цветастую шаль, завязав ее на бедре эффектным узлом. Рубаха осталась та же, матросская, но девушка расшнуровала завязки на груди, и в вырезе были видны ключицы, более светлые, чем загорелая шея и лицо. На голове, скрывая коротко остриженные волосы, был наверчен фантастический головной убор из второго платка – иного цвета, чем юбка, но тоже весьма яркого. Но главное – изменилась походка: стала более гибкой, дерзкой, вызывающей.
Ко всему прочему, деваха ухитрилась еще и нарумяниться, неумело и весьма вульгарно.