Гильгамеш
Шрифт:
Те из жителей Урука, кто видел их, до самой смерти не могли забыть этой процессии. Окруженный нервно мерцающим сиянием, впереди семенил складчатый Ниншубур. За ним, чуть ли не подгоняя карлика палицей, шагал Энкиду, а следом шел беззаботно хохочущий Гильгамеш. Блистающий топор на плече владыки города, тяжелый кинжал на поясе, плетеный из витой медной проволоки шлем, закрывающий темя, виски и затылок, все это предвещало что-то необычное. Когда процессия подходила к храму Э-Ана, за ней уже следовала небольшая толпа, оживленно обсуждавшая, кто таков карлик, влекущий вокруг себя небесное сияние. Однако, войдя
Высокая, сильная ива полоскала свои плавно выгнутые ветви в маленьком искусственном пруду. Розовато-серые бруски туфа, служившие украшением берегу пруда, почтительно огибали ее корневища. Длинные, то серебристые, то зеленые листья густой шубой укрывали большую часть ствола. Они лениво шелестели вслед за дуновениями ветра и сонно смотрели в водную гладь. Ива была тихой, спокойной, тень, ею отбрасываемая, выглядела настолько мирно, что Энкиду торжествующе закричал:
— Ну, где обещанные демоны, Ниншубур? Где чудища, что испугали твою хозяйку?
— Они здесь. — Сияние вокруг посланника Инанны вдруг начало слабеть, а сам он стремительно становился прозрачным, бесцветным, словно лист, высыхающий на солнце. — Они здесь, юноши, посмотрите внимательнее.
— Он убегает! — Энкиду обрушил палицу на место, где только что стоял карлик, но с трудом удержался на ногах, ибо оружие поразило пустоту. Оно лишь разметало смутно угадываемую тень — все, что осталось от слуги Утренней Звезды. — Где он?
— Подожди, — негромко сказал Гильгамеш. — Посмотри лучше на дерево.
Тень под кроной стала холодной и живой. Земля близ корней вспучивалась горбом, ива прямо на глазах становилась выше. Крона зашумела, зашевелилась, хотя братья не чувствовали ветра.
— Храни нас, Уту, — пробормотал Энкиду.
Землю под их ногами избороздили трещины. Братья едва успели отскочить назад, когда из трещин поднялись отвратительные белые кольца то ли змея, то ли гигантского червя, выкормленного преисподней.
— Ах-х-х! — За спинами героев раздалось утробное шипение.
Обернувшись, Гильгамеш и Энкиду увидели, что в десятке шагов позади их подземную твердь пробила голова белого чудовища. Безглазая, тошнотворно белесая, она распахнула полную пластинчатых зубов пасть и рывками, кроша землю, тянулась к людям.
— Смотри на нас, Лугальбанда! — закричал Большой.
Его топор описал полукруг и с чавканьем вмялся в морду подземного демона.
— Береги голову! — воскликнул Энкиду.
Братьев накрыла бьющая крыльями тень. Воняющая нечистотами птица ростом с годовалого теленка хотела вцепиться когтями в шлем Гильгамеша. Большой присел — птица, промахнувшись, угодила под дубину степного человека. Издав клекот, похожий на собачий лай, птица Имдугут взмыла вверх. Ее изогнутый, как посох Энки, клюв, усеянный мелкими зубами, обратился к Энкиду. Мохнатый герой принялся отмахиваться палицей, стараясь защитить и свою голову, и затылок брата.
Голова змея была почти размозжена первым ударом Большого. Но его кольчатое тело судорожно выдавливалось из земли и подталкивало разверстую пасть к Гильгамешу. Выхватив из-за пояса кинжал, тот пронзил им челюсти демона, буквально пришив чудище к земле.
— Имдугут! — крикнул Энкиду, указывая на крылатого демона.
Братья поднялись, прижавшись спиной к спине и готовясь к новой схватке. Гильгамеш видел между огромными, похожими на петушиные, лапами покрытый грязным, свалявшимся оперением живот Имдугут и решил метить топором только туда. Энкиду воинственно кричал, палица в его руках плясала, словно живая. Издавая лающий клекот, птица в нерешительности кружилась над ними.
— Ну, давай сюда, неповоротливая! — надрывался степной человек. — Твоя очередь наступает, только опустись пониже!
Имдугут не решалась сражаться в одиночку. Раз за разом ее круги становились шире, выше и вот, всклекотав в последний раз, она направила свой полет прочь от дерева. Дождавшись, когда ее уродливый силуэт скрылся за стенами Урука, Энкиду сказал:
— Вот так. Я думаю, мы легко отделались.
— Посмотрим. Ниншубур говорил, что там есть еще и демоница, — ответил Большой.
Ива стояла все такая же темная, грозная.
— Какое было красивое дерево! — пробормотал Энкиду. Ему совсем не хотелось подходить к иве, но, когда Гильгамеш вступил под сень могучей кроны, мохнатый брат последовал за ним.
— Ну, Хозяйка, появляйся! — сказал Большой, осторожно дотронувшись рукой до ствола. — Или ты улетела на Имдугут? Тогда я позову людей, и они срубят твое жилище.
— Зачем бы мне улетать?
Дерево опять изменилось. Оно стало еще шире и раскрылось, явив взорам братьев дупло, проеденное в сердцевине ствола. Там, насмешливо глядя на людей, восседала демоница. Ее гладкое тело поразило героев чернотой кожи. Такой кожи шумеры никогда не видели. Она не лоснилась, а походила на потухшие угли: тусклые, поглощающие собой свет. С ней совсем не сочетались синие как ирисы глаза и в беспорядке падающие на плечи пышные белые волосы. Демоница бесстыдно разбросала ноги, она смотрела на людей не с преисподней злобой, не с мрачной загадочностью, а подобно уверенной в себе блуднице. Похотливый, оценивающий взор ее в конце концов остановился на Гильгамеше:
— Ты сам назвал меня хозяйкой. — Демоница улыбнулась, открыв ряд молочно-белых, влажных зубов. — Куда же мне идти из дома?
— Видела, что сталось со змеем? — угрожающе поднял палицу Энкиду. — Вот так!
Демоница рассмеялась:
— Опусти оружие, Заросший Шерстью! Я захочу — и оно рассыплется в труху. Человеческое оружие не принесет мне вреда.
— А боги? — нахмурился Гильгамеш.
— Как видишь, боги направили ко мне вас… Ты такой грязный, юноша, — с кокетливой озабоченностью демоница привстала и потянулась к Большому. — Нужно смыть эту гадкую белую кровь…