Гильгамеш
Шрифт:
Усталость, запахи лекарств подступали к сердцу владыки Урука сонной слабостью. Несколько раз он обнажал кинжал и прокалывал кожу на ладонях. А потом высасывал кровь, раздражая зубами ранку и отгоняя сон, младший брат смерти.
Дверь, закрытая на тяжелый засов, меньше волновала Большого, чем окна. Слишком узкие для человека, демона они задержать не могли. Гильгамеш представил, как из всех их разом появляется нечто и между лопатками пробежала дрожь. Прогоняя ее, владыка Урука начал размахивать топором. Описывающее круги, полукружия, восьмерки лезвие отбрасывало зеленоватые блики. Разорванный широким острием воздух шипел как
Удар, поворот, вдох — удар, поворот, вдох. Прыжок в сторону и опять удар, поворот, вдох. Тени взмахивали призрачными крыльями, в панике прятались по углам, но Гильгамеш доставал их и там. «Вж-жик!»— лезвие топора проскальзывало на расстоянии мизинца от стены, и располосованная тень растворялась в зеленоватом блеске.
Лишь почувствовав, что спина его покрыта потом, Большой остановился. Кровь колотилась в висках, на руках вздулись жилы, а ноги легонько подрагивали — они сами собой норовили продолжить воинскую пляску. Очищенные от дремоты глаза видели все ясно и четко. «Вот теперь я готов, — бодро подумал Гильгамеш. — Теперь тебе не уйти от поединка со мной!» Его глаза не отрываясь смотрели на тьму за окнами.
Окна занимали всю южную стену и располагались высоко: нижний их край находился где-то на уровне макушки Большого. Оттуда струилась прохладная ночная темнота; даже обильное количество светильников не могло рассеять тень, скопившуюся у потолка.
«Он придет сверху!»— Гильгамеш сделал над головой несколько рубящих движений. — «И попадет прямо на меня!»— Большой поднял топор перед глазами. Он стоял между окнами и Энкиду, широко расставив ноги. «Ну, давай же, иди! Или тебя нужно упрашивать, как Хуваву?»
Фитили в лампадах разом затрещали. Пламя с удвоенной жадностью стало пожирать масло, оно сверкало, как золото на солнце, но не могло развеять туманный полумрак, поднимающийся от пола. Ногам Гильгамеша стало зябко, он принялся перебирать ими, перекладывая топор то влево, то вправо.
— Я знаю, ты близко! — уже не скрываясь, во весь голос крикнул он. — Хочешь испугать холодом? Ничего не выйдет! Даже горе Хуррум не удалось это!.. Ну, где твоя преисподняя храбрость? Или там все наоборот? В гонцах у Кура не самый храбрый, а самый трусливый?
Темнота за окнами оставалась неизменной. Затылок Большого уже болел от долгого стояния с задранной головой, а поднимавшийся от пола туман делал очертания предметов студенисто-неустойчивыми. «Он уже входит! — тяжелое предчувствие сжало сердце Гильгамеша. — Но почему я не вижу его?.. Намтар крылат, но значит ли это, что ему нужно окно, дабы проникнуть в комнату?» Опуская топор, владыка Урука обернулся.
Дверь отсутствовала. На ее месте находился затянутый зыбкими сумерками провал, из глубин которого в комнату поднималось существо, похожее на гигантскую летучую мышь. Порывистые, бесплотные как две огромные тени, взлетали за спиной крылья, но существо двигалось плавно, будто не они поднимали его, а сила, источник которой находился в этой комнате. Оно всплывало, как всплывает на свет Луны утопленник со дна Евфрата.
Пересиливая странную слабость, из-за которой суставы стали ватными, Большой обошел ложе, чтобы оказаться между существом и Энкиду. Обошел вовремя: едва он сделал это, существо ступило через
Крылья сложились и исчезли сзади, лишь два темных бугра за плечами пришельца напоминали о них. Тело существа покрывали перья, пестрые, как у степной кукушки. Пальцы на руках отсутствовали, вместо них торчали четыре кривых когтя. Перья четко обрисовывали линию головы пришельца, но его лицо было закрыто тенью, из которой торчал клюв, напоминавший старую, почерневшую от времени мотыгу. Существо слепо вытянуло вперед лапы и, словно не замечая Гильгамеша, стоявшего на пути с воздетым топором, сделало несколько шагов к Энкиду.
— Не желаешь видеть? Ну так на тебе! — Большой со всего размаха обрушил на пришельца оружие.
Со свистом раскрылись крылья. Они — огромные, призрачные — в один мах отбросили посланца Кура к дверям. Лезвие не задело существо, но, нисколько не обескураженный этим, Гильгамеш снова поднял оружие над плечом.
— Уходи!.. — голос крылатого звенел как металлическое било: высоко, резко, так, что на мгновение Гильгамешу захотелось зажать уши. — Уходи с дороги!
— Кто ты такой? — стараясь говорить грозно, спросил Большой. — Назови свое имя!
— Я — Намтар! — в тени над клювом что-то туманно блеснуло. — Теперь я вижу, ты — Гильгамеш. — Посланник преисподней поднял перед грудью руки, и все восемь его когтей оказались направлены в сторону владыки Урука. — Прочь! В сторону, несчастный! Мне ты не повредишь — только себе.
— Что же ты тогда испугался моего топора? — усмехнулся Гильгамеш. — Ну, давай, попробуем, кому из нас станет хуже!
Лезвие топора описало перед грудью Большого широкий крест. Набрав ход, оружие само бросило хозяина на демона. Пронзительно закричав, Намтар взмыл в воздух. Крылья подкинули его к потолку, и прежде, чем Гильгамеш успел увернуться, быстрый как мысль демон обрушился на него сверху. Острые когти вонзились в плечи Владыки Урука, боль была такой резкой, что тот выронил топор. Перед глазами человека мелькнула мотыга-клюв, пахнуло злом и затхлостью. Большой закричал. Перехватив покрытые перьями лапы, он рванулся в сторону. Его плечи свело почти непереносимым спазмом боли, но он вывернулся, вырвался.
Длинные полоски кожи остались в когтях у Намтара. Шипя как кот, Гильгамеш сжал демона за запястья и, превозмогая силу бьющихся за спиной чудовища крыльев, стал клонить его к полу. Судорожно извиваясь, Намтар пытался вырваться. Клацали когти, клюв целил Большому в глаза. Но владыка Урука лягнул демона ногой в живот. Лягнул дважды — и призрачное дыхание Намтара пресеклось. Он запрокинул голову, судорожно распахнув зловонный клюв, а когда пришел в себя, оказался припечатан к полу. Упершись коленом в грудь Намтара, Гильгамеш торжествующе смеялся.
— Мы с тобой на равных, Намтар! — отсмеявшись, сказал он. — Я не только вижу тебя, но и могу сломить подземную силу. Ты колючий и быстрый, но не более. Ума не приложу, почему с тобой не справился мой брат?
— Ему суждено было умереть! — звонко прохрипел демон. — Сила здесь не причем. Когда близится смерть, силу заменяет время, отпущенное жизни. У Энкиду оставалось очень, очень мало времени. Как бы ни был он могуч, я отмерил пределы его судьбы.
— Ага! У меня, получается, времени много! — воскликнул Гильгамеш. — Первые добрые слова, которые я слушал за два дня! Ну что же, времени достанет на то, чтобы отогнать от брата подземную нечисть.