Гильотина для госпитальера
Шрифт:
Арена представляла собой стеклянный круг метров семидесяти диаметром, над которым в семи метрах завис, удерживаемый едва различимыми витыми колоннами, такой же круг, утыканный, как ёж иголками, тонкими антеннами сенсорнаведения.
Арене было далеко до Большой Арены Нью-Тауна — гигантского суперсовременного сооружения, оснащённого самой совершенной аппаратурой для массовых сенсоригрищ и объёмных садомахов — та могла вместить до миллиона человек, психокинетический напор, когда
Малый Мадрид — город в пяти тысячах миль от Нью-Тауна — заслужил славу обители умеренных, а то и патриархальных нравов. Поэтому сенсоригрища на местной Арене были вполне пристойными. До композиций новой звезды сезона Стала Людолюба здесь было далеко.
К часу ночи сюда стали стекаться люди. Сотни людей. До начала сенсоригрища оставалось полчаса, и агрессивные плоскуны, шокирующие голонудисты, взведённые «отпадники» — искатели сенсорудовольствий, неразборчивые во вкусах волновые наркоманы и просто пристойные граждане толкались в ожидании сеанса.
Всё было как всегда. У кого-то ещё до начала представления начался припадок наркоголодания, и дежурящий врач в сопровождении киберпаука-медика начал колдовать над несчастным, угощая того небольшой дозой электромагнитного нарковоздействия.
Здесь была своя тусовка. Многие люди знали друг друга. Сновали торговцы запрещёнными тяжёлыми нейросенсориками. Витал запах эротических духов-возбудителей и нового модного одеколона, пахнущего отвратной гнилью. Кого-то ткнули виброножом, и доктору опять нашлась работа, через три минуты появился глайдер с реанимационным контейнером, а полицейский-робот начал журить скованного в наручники плоскуна, не обращая внимания на сыпящиеся удары железных прутьев и виброножей, которыми награждали его товарищи задержанного.
Наконец робот выписал правонарушителю штраф, и отъехал на бронегусеницах в сторону.
Так что всё было относительно тихо, пристойно и не предвещало неприятностей.
И вот действо началось.
Джек Поганец — гастролирующий представитель умеренного направления кретинрока — воспарил на гравиплатформе над Ареной. Он был коротко стрижен, похож на банковского служащего, одет в тёмный смокинг и бабочку.
Вспыхнул и начал переливаться свет — он вспучивался ядерными грибами, плёл лазерные кружева. Он бил по глазам и по нервам. Потом на уши надавил неслышимый инфразвук, вызвав укол пьянящего ужаса.
Начали появляться и рушиться беспорядочные абстрактные СТ-проекции. И это в полном молчании.
— Ура, слизни! — прокатился голос Джека Поганца.
— Слизни, слизни! — завизжала толпа.
Джек сделал движение, и из его рукавов посыпались звёзды. Они касались лиц людей, полыхая жаром, но не причиняя вреда. По Арене поползла жуткая вонь.
— Грязные, вонючие, мерзкие, пахучие. Кто? — взвизгнул Джек.
— Мы! — заревела толпа.
— Слизни!
Голос его становился громче. Он рокотал весенним громом, и спасения от него не было. Но никто и не искал спасения. Всем хотелось большего.
Иголки генератора сенсорнаведения начали подрагивать и покрылись зелёными и синими молниями.
— Блюй на смокинг ближнего! — заорал Джек.
— Слизни! Да! — взревела толпа.
И каждый в ней ощутил, что волна приятной боли обрушивается на него, что он перестаёт быть собой, а становится частью в унисон ревущей толпы.
— Испражняйся! — орал Джек.
— Слизни! — вторила толпа.
— Сношайся! — визжал Джек.
— Слизни! — вторила толпа.
— Вонючки, пахучки! — бил себя кулаками по телу Джек.
— Мы-ы-ы! — радостно выла толпа.
Усики генератора накалялись всё больше. Всё дальше в людях отходило осознание собственного эго. Радостная разрушительная волна несла людей вперёд. Там, где в нарастающей вони, в океане отвратного вкуса, появившегося во рту, в лёгкой боли маячил чёрным и желанным провалом ОН! МАЯЧИЛ КАЙФ!
— Ползучие, гнойные! — взвизгнул Джек.
— Мы!
— Поганые и беспокойные!
— Слизни!
Гравиплатформа кружила всё быстрее. На ней катался и корчился, бился в припадке Джек. И волны его чувств, напор его отвращения, злости и агрессии считывались аппаратурой и передавались через усилители на всю беснующуюся, ревущую толпу…
Гравиплатформа заложила новый вираж. Толпа бесновалась синхронно. И никто не обращал внимания на одного человека, выпавшего из неё. Он стоял, уставившись вдаль, и не обращал ни на что ровным счётом никакого внимания.
Он вздрогнул. Его лицо изменилось, по нему прошла судорога. И вдруг летящая над ним Гравиплатформа накренилась. Дёрнулась. И начала медленно заваливаться на бок. Она приподнялась на метр и рухнула, впилилась в пол. Чудом придавило лишь двух человек. Джек упал на пол и, не в силах вернуться в действительность, продолжал кататься по полу, что-то повизгивая.
А тем временем усики сенсоргенератора наверху начали корёжиться. Они изгибались неведомой силой.
А человек стоял в центре начавшей бурлить толпы и глядел перед собой.
Толпа забурлила. Люди давили друг друга, пытались выбраться, но удавалось это не всем. Но народу было не так много, чтобы в давке кого-то задавили насмерть. Роботы-полицейские пытались не допустить членовредительств. Кто-то стонал. Кто-то плакал. Кто-то упал на колени и бил кулаками землю. Обломанный Кайф — это отвратно. Это унизительно. Это страшно.
Через пять минут над опустевшей Ареной завис полицейский глайдер, и на землю спрыгнули двое патрульных в защиткомбинезонах, с опущенными шлемами. Они не знали, с чем столкнулись. Администратор Арены объяснил им в двух словах всё. Тут же ушёл кодированный импульс в штаб-квартиру ФБР — он означал, что объявился «фокусник».
Полицейские стояли в стороне от незнакомца и старались не приближаться, вместе с тем они готовы были во что бы то ни стало не дать ему скрыться.
Впрочем, этот человек, лет тридцати пяти на вид, и не пытался бежать. Он походил на обычного служащего. В нём не было ничего особенного. И вместе с тем в нём была угроза. И угроза нешуточная. Невероятная. О ней напоминала искорёженная Арена.