Гимназистка. Под тенью белой лисы
Шрифт:
— Боги мои, Лизанька, как я рад видеть вас в добром здравии! — заворковал он, едва меня заметив. — Милая, как вы нас всех напугали своим побегом. — Он укоризненно покачал головой и поцокал. — Я бы сказал, что это поступок детский, незрелый, если бы не понимал, что Фаина Алексеевна своими действия припёрла вас к стене. Можно сказать, оттеснила на край пропасти, где ещё шаг назад — и возврата уже не будет. И всё же, это было слишком авантюрно, милая вы моя. Обратись вы ко мне, и мы бы непременно придумали, как укротить зарвавшуюся Фаину
— Добрый день, Александр Николаевич, — наконец удалось вставить приветствие в этот поток не слишком связных слов. — Вы к Филиппу Георгиевичу? Так его нет, и неизвестно, когда будет.
Я стояла на пороге лаборатории, показывая нежелание впускать посторонних.
— Боги с вами, Лизанька, — Рысьин выставил перед собой руки ладонями ко мне, словно собираясь сдаться в плен, но не имея сил поднять их выше. — К чему мне Тимофеев? Я к вам. Узнать, как вы поживаете. Не нужна ли помощь. Чай, не чужие люди. Близкие родственники.
— Спасибо, помощь не нужна, — довольно сухо ответила я, прекрасно понимая, что ради озвученных причин Рысьин бы не обеспокоился посещением.
— Лизанька, я бы хотел с вами поговорить, — понизив голос, прогудел он. — Приватно, так сказать. Коридор — неподходящее место для беседы, в которой вы заинтересованы не меньше меня.
— Вот как?
— Уж поверьте, милая моя.
Рысьин заулыбался и невозмутимо расстегнул пальто, давая понять, что разговор долгий и разговаривать надо со всеми удобствами.
— Заходите, — смирилась я. — К сожалению, чай у нас не предусмотрен, так что угостить вас будет нечем.
— А и не надо, Лизанька. — Он бегло осмотрелся. — Где мы можем присесть, пошушукаться по секрету? Маленькому такому внутрисемейному секрету.
Он мне подмигнул, пытаясь показать близость, которой между нами не было, но я ему не стала даже улыбаться.
— Прошу вас.
Я махнула рукой на свой стол и сама отправилась к нему. Усевшись, обнаружила, что Рысьин уже пристроил пальто на вешалке, пригладил густые седеющие волосы и двинулся ко мне, гипнотически уставившись, словно пытаясь внушить нужную мысль. На всякий случай я набросила плетение против ментального воздействия — хоть Рысьин и не маг, но кто ему мешает использовать артефакт или вовсе другие техники?
Он осторожно умостился напротив меня на табурет, скрипнувший под ним столь жалобно, что Александр Николаевич даже на миг застыл, а потом осторожно покачался, дабы убедиться, что сиденье не развалится и он не окажется на полу. Но кроме единственного жалобного скрипа, ничто не указывало на дряхлость мебели.
— Лизанька, прекрасно выглядите, — вновь сказал Рысьин, с чего-то решивший, что в первый раз я этого не услышала. — Повзрослели, похорошели. Мда. — Он вытащил большой клетчатый платок и прошёлся по шее. — Девочка моя, я прекрасно понимаю, как вам сложно. Хрупкие женские плечики не предназначены для бремени власти.
—
— Если бы я хотел переговорить с Фаиной Алексеевной, я бы пришёл к ней, — со вселенской скорбью в голосе сказал Рысьин. — Но я пришёл к вам, Лизанька. Исключительно с целью помочь.
Неужели этот жук уже в курсе перемен?
— И как же вы собираетесь помочь, Александр Николаевич? — с интересом спросила я.
— То, что вы ушли от Рысьиных, — это совершенно правильно, дорогая вы моя, — воодушевлённо сказал он. — Но почему вы забыли о нас? О нас, которые вас всегда поддерживали, даже когда ещё ваша маменька была в живых? Да и потом не забывали, всегда принимали вашу сторону в спорах с Фаиной Алексеевной.
Мне было что ответить, но ссориться с ним по пустякам не стоило: хватит того, что любящая бабушка уже на всех углах трубит о моей чёрной неблагодарности.
— Что вы, Александр Николаевич, разве я могла вас забыть? Всегда вспоминаю с огромной признательностью.
— Не там вы нас вспоминаете, Лизанька, — укорил Рысьин. — Создание нового клана — вопрос серьёзный. К чему туда привлекать посторонних людей, если есть мы? Те, кто всегда стоял на страже ваших интересов. — Он гордо выпятил грудь. — Неужели мы не достойны вашего доверия?
Напрашивающееся «недостойны» я с трудом, но удержала в себе и, имитируя глубокую печаль, ответила:
— Александр Николаевич, вопрос не терпел отлагательства, а вас рядом не было, увы.
— Но теперь-то мы есть, — уверенно бросил он. — И готовы обсудить условия, на которых согласимся войти в ваш клан, Лизанька. Согласитесь, наша поддержка вам сейчас нужна как воздух, если не более.
Он надул щёки, придавая лицу выражение важное, но несколько глупое.
— Александр Николаевич, у меня сейчас очень слабый клан, в котором практически никого нет. Денег в клане тоже нет, как и собственности. А вы хотите меня поддержать, перейдя в мой клан. Зачем вам такие жертвы?
Он с шумом выпустил воздух.
— Так ради вас, Лизанька. Чего не сделаешь ради близкого человека, правда? А что собственности и денег нет, так мы непременно потребуем от Фаины Алексеевны выдать нашу долю. Имеем право. Как и вы.
Он сложил руку в кулак и стукнул по столу. Аккуратненько так стукнул, чтобы не повредить ни стол, ни руку, но показать свою силу и уверенность.
— Лиза, мы всегда были на вашей стороне, если вы помните, — продолжил Рысьин. — Вы мне всегда были почти дочерью. А Юрию… да ближе вас у него никого нет. Как вы пропали, он…
— Рыдал в подушку по ночам? — невозмутимо уточнила я. — Согласна, Юрий Александрович очень чувствительный молодой человек. Наверное, поэтому и имеет слабость к успокоительным каплям из валерианы.