Гимназистка
Шрифт:
Пришлось возвращаться в кровать, там я сбросила противную ночную сорочку и перетекла в рысь. Это помогло почувствовать себя не столь несчастной. Я свернулась в клубок, представила внутри него маленького тёплого хомячка и уснула, да так, что утром меня еле добудились, а Владимир Викентьевич за завтраком сказал, что по ночам нужно спать, а не учиться. Был он хмур и выглядел сонным, поэтому я ещё раз извинилась и спросила, могу ли я использовать защищённую комнату для отработки плетений. Всё же хотелось хотя бы попытаться создать пару атакующих, посмотреть, как они выглядят
— Что-то серьёзное вам нужно отрабатывать под присмотром, — недовольно ответил он.
— Я не серьёзное, — заверила я. — Просто боюсь опять поджечь ваш дом, если не совладаю.
Я не очень и лукавила: пробовать собиралась не в полную силу, а в случае испытания в комнате с большой вероятностью могла её поджечь. Если, конечно, там будет чему гореть после срабатывания плетения. В учебнике оно подавалось как очень эффективное
— Мне и нужно только минут пять, попробовать, — продолжила я, видя, что Владимир Викентьевич не торопится.
— И откуда то плетение, которое вы собираетесь испытывать?
— Из учебников Рысьиных, — честно ответила я, не уточняя, что вычитала не в тех брошюрках, что мне выдала княгиня, а в тех, что принёс Юрий.
— Хорошо., — неохотно согласился Владимир Викентьевич. — Только пять минут, не больше. За пять минут вы много не сломаете.
Воспользоваться разрешением я решила сразу, хотя намёк на то, что я могу что-то сломать, несколько обидел. Кроме того, единственного, случая с сожжённой комнатой, я больше ничего не испортила.
Мне и нужна была всего одна попытка. Но она оказалась впечатляющей: хотя я подала в плетение куда меньше энергии, чем нужно было по рекомендации, на стене осталось чёрное пятно копоти, а алхимическое стекло Владимира Викентьевича жалобно зазвенело. Несколько колб даже свалились на пол, но не разбились, поскольку всё в этом помещении было усилено.
Результат меня восхитил. Теперь будет не так страшно встречаться с Волковым. И если он вдруг опять решится напасть, то покроется такой же прекрасной копотью. На что-то большее я не рассчитывала: уже успела узнать, что некоторые маги постоянно держат неактивированный щит, который включается при нападении на них. Что-то мне подсказывало, что Волков относится как раз к этим, некоторым.
В гимназию меня опять отвёз Владимир Викентьевич, и там я сразу столкнулась с Оленькой, которая оттащила меня в угол рекреации и возмущённо зашептала:
— Саша у меня потребовал передать тебе записку, причём так, чтобы никто не видел, представляешь?
— А у него со вчера язык отсох? — жёлчно спросила я. — Конечно, если выбирать между ним и запиской, то записка предпочтительней. Но, слава богу, мне такой выбор делать не надо, поэтому верни ему и скажи, что я отказалась брать.
— Не могу, — огорчённо ответила Оленька, — он вчера уехал, злой до невозможности, а я клятву дала, что передам, хоть и не хотела. Возьми.
«Лиза, наверняка вы остались напуганы вчерашними событиями, но если бы вы знали все обстоятельства, вы бы меня поняли. К моему глубокому сожалению, я не вправе делиться с вами тем, что меня толкнуло на столь недостойный поступок.
Только я успела дочитать, как бумажка вспыхнула и осыпалась невесомым пеплом. Но адрес я прочитала и запомнила. Нужно же знать, какие улицы придётся огибать по дуге?
Глава 42
Возможно, было глупостью вообще заводить этот разговор, но я посчитала, что присутствие посторонних сделает мою родственницу посговорчивей. Увы, не сделало.
— Нет, охрану не снимем. После нападения Волкова я не могу позволить рисковать твоим здоровьем.
Рысьина улыбнулась так, словно второй облик у неё был крокодилий. Зубы были мелкими, блестящими, острыми и вызывали желание их проредить. Настолько сильное желание, что кончики пальцев уже зудели. Раздражение, вызываемое княгиней, только усиливалось при каждом её появлении, но я усиленно тренировала выдержку.
— Волков уехал, — напомнила я.
Охрану я воспринимала уже конвоем. Дом-гимназия-дом — весь мой ежедневный маршрут. И это бесило настолько, что я чувствовала себя кошкой, которой нужно гулять самой по себе, без присмотров и одёргиваний. Гуляние рысью у дома Владимира Викентьевича не помогало: клетка — она и есть клетка. И никакие увещевания о грозящих жутких опасностях на меня уже не действовали. Хотелось свободы, а не корзинки с мягким матрасиком и мисочки с тёплым молоком.
— Как уехал, так и приедет, — отрезала Рысьина. — Я ему не настолько доверяю, чтобы успокоиться. Прекрасно, просто прекрасно…
Последние слова были обращены к модистке и её помощнице, которые подкалывали по указанию княгини моё будущее бальное платье в нужных местах. Из-за этого приходилось стоять столбиком, иначе я рисковала заполучить булавку в место ненужное, но жизненно важное.
— Разве что декольте поглубже? — задумчиво протянула Рысьина.
— Не стоит, Ваша Светлость, — запротестовала модистка, бойкая особа с блестящими чёрными глазами, которые успевали заметить всё и вся. — Не к лицу столь молоденькой барышне примерять на себя фасоны, подходящие только для замужних особ. Будет вульгарно смотреться.
— На мой взгляд, оно и без того слишком глубокое, — проворчала я.
Не то чтобы меня это смущало или вид открывался некрасивый — напротив, в этом платье, даже недошитом, я самой себе казалась принцессой из сказки. Но участвовать в планах Рысьиной и устраивать свою личную жизнь по её указке? Увольте. Это уже не сказка, это роман ужасов получается.
— Мы кружевами прикроем, — напомнила модистка. — Будет достаточно скромно, но… — Подобострастный взгляд на Рысьину. — Внимание привлечёт, что и нужно Вашей Светлости.