Гимназистка
Шрифт:
— Подслушивать нехорошо, — возмущённо заметила Оленька.
— Раскрывать чужие тайны — тоже, — парировал он.
— Она не раскрывала. Вы намекнули на шантаж, я спросила у подруги, не был ли он связан с браком её родителей. Вот и всё. А подслушивать действительно нехорошо. Могли бы уже понять, что мы не горим желанием с вами общаться.
Я остановилась и окинула его презрительным взглядом. Хотя стороннему наблюдателю наверняка показалось бы, что я слишком придирчива. Искажение черт, так напугавшее бесстрашную Строгову, уже бесследно пропало, и теперь перед нами стоял безупречный
— Я не подслушивал. Я услышал, — невозмутимо парировал Волков. — Лиза, как вам удалось столь незаметно для меня уйти? Я этого не почувствовал.
— Меньше нужно на девиц отвлекаться, — ехидно сказала Оленька. — Ещё бы ты почувствовал! Видел бы ты себя со стороны, какими глазами ты на нашу Анечку смотрел. Я тебя понимаю: она девушка видная, за ней и слона не заметишь.
— Смешно, — холодно бросил Волков. — С чувством юмора, кузина, у тебя проблемы, тебе об этом раньше не говорили?
— А у вас проблемы с пониманием. Вам Фаина Алексеевна вчера ясно сказала, что не хочет вас видеть, — я подумала и добавила: — И я не хочу, если вдруг вы в этом сомневаетесь. Так что давайте на этом расстанемся, к взаимному удовольствию.
— Какое уж тут удовольствие? Видите ли, Лиза, — усмехнулся Волков, — слишком много в вас тайн. Я же не смогу ни есть, ни спать, пока их все не разгадаю.
— К чему вам чужие тайны? — бросила я. — Неужели вам своих не хватает?
— К тому, что, как мне кажется, они подходящего уровня для того, чтобы стать моими. — Улыбка с лица Волкова пропала, а голос звенел металлом. Холодным таким металлом, не оставляющим сомнения: прикоснись к нему — и он обожжёт самой пронизывающей стужей. — Повторяю вопрос: как вам удалось столь незаметно для меня уйти?
— А с чего вы решили, господин штабс-капитан, что я буду отвечать на ваши вопросы?
— Ой, да за угол мы завернули, пока тебя Строгова отвлекала, а потом Лиза шарахнула плетением, отбивающим запахи. Оно быстро выветрилось, — влезла в нашу милую беседу Оленька, чувствительно ущипнув меня за руку. — К сожалению.
— Только одним? — недоверчиво уточнил Волков.
— А нужно было несколькими? — фыркнула я. — У меня не такой высокий уровень, чтобы оперировать одновременно несколькими. Здесь бы с одним справиться.
И скромно потупилась, словно сожалея об этом. Да-да, господин штабс-капитан, я вас совсем неинтересна, нет у меня ничего нужного для вас.
— Лиза, хотите узнать свой уровень? — неожиданно предложил Волков. — У меня есть переносной артефакт. Увы, он не столь точен, как тот, что в Царсколевске, даёт большую погрешность, но свой примерный уровень вы будете знать.
Волков невозмутимо достал из внутреннего кармана шинели деревянную дощечку с рисунком ладони в центре и инкрустацией драгоценными камнями по краям, на один из которых он сразу же нажал, и остальные весело засияли, радуя случайных прохожих. Магией зафонило так, что в горле запершило.
— Нас почти таким в гимназии проверяли, — заинтересованно припомнила Оленька. — Чем больше магии, тем темнее отпечаток. В личном деле должна быть запись.
— Там устаревшие данные. —
Самой мне было интересно, но не настолько, чтобы со своим интересом удовлетворять ещё и волковский.
— Мне Владимир Викентьевич вообще запретил заниматься магией, — вдохновенно сказала я. — Говорит, не с моими проблемами со стабильностью. Поэтому я избегаю незнакомых плетений и незнакомых артефактов. Не хочу остаться без руки, знаете ли.
Глава 36
От Волкова удалось отделаться с огромным трудом и то только у дома Владимира Викентьевича, перед которым я твёрдо сказала, что в отсутствие хозяина прислуге велено не принимать представителей сторонних кланов. Волков хищно уставился на дом, словно изучая его защитные плетения, а я подумала, так ли уж права княгиня, считающая, что моя принадлежность к клану защитит от таких вот непонятливых господ. Сдаётся мне, Волков наплюёт на возможный скандал, если прибыль от действий будет выше репутационных потерь. И если при свете дня нарушать закон он поостережётся, то под покровом ночи может и забыть, что закона должны придерживаться все. Или, напротив, вспомнит, что, как говорила Рысьина: «Мы — над законом».
В моей комнате Оленька сразу зацепилась взглядом за шкуру у кровати, выяснила, откуда она, чуть нервно хихикнула, потом походила по густой пружинящей шерсти, попрыгала с довольной физиономией и признала подарок годным.
— Если Саша узнает, разозлится, — хихикнула она. — Какой мстительный, оказывается, Юрий Александрович.
— У него на то масса оснований, — заметила я. — Если он ведёт записи, кто и когда его обидел, то в графе «Волков» вчера ещё прибавилось несколько строк.
И пусть подарок был сделан до того, а Волков собирался произвести впечатление на меня, а не на моего родственника. Но получилось, что произвёл на обоих. Правда, не такое, какое хотел…
— Нужно не записи вести, а разбираться на дуэлях, — воинственно сказала Оленька. — Как это сделал Николай с самим Рысьиным. Но с вашего Юрия толку никакого. Эх, как же не во время Николая перевели, он бы за тебя непременно вступился.
— Как же, есть вашему Николаю до меня дело, — проворчала я, чувствуя, как глубоко запрятанная обида рвётся наружу.
— Почему ты так решила? — изумилась Оленька.
Вполне искренне изумилась, словно я сказала что-то странное.
— Было бы дело — хоть что-нибудь бы написал, — ответила я, удивляясь, что приходится объяснять простейшие вещи.
Оленька всплеснула руками, а её глаза увеличились до таких размеров, что я подумала о частичной трансформации. Но у хомяков как раз глаза маленькие, как бусинки. И такие же блестящие. Конечно, у Оленьки они сейчас блестели, точнее, пылали праведным гневом, но стали огромными, как у древней воинственной богини.
— Лиза, ты чего выдумываешь? — тем временем она выражала словами свои чувства. — Как он может тебе писать, ведь вы же не родственники? Была бы невестой — другое дело. А так — полное нарушение приличий.