Гимназия Царима
Шрифт:
Успела вбежать сюда минуты за две до появления подруги, добравшись вперед гимназисток по укромной тропинке. Стоило присесть на кровать, как дверь сразу же распахнулась, являя взбудораженную Селесту.
– Маришка! Ты где была? – выкрикнула она с порога, но ответа не стала дожидаться, оглушив меня заявлением: – Не представляешь, что произошло на прудах!
– Что? – Мои опасения, связанные со все еще маячившим на горизонте исключением из любимой школы, всколыхнулись вновь.
– Мы переоделись и пошли купаться, Эсташ остался на берегу, а инспектриса вышла позже всех и увидела новые купашки. Я клянусь тебе, она позеленела! Особенно когда одна из девушек подплыла к лежанке и легла на нее. Ткань все так облепила, даже лучше, чем мы представляли, но дону едва удар не хватил. Она как закричит на весь пруд:
Я даже не поняла отчего, но мы все сразу послушались. Дона так долго распиналась, а Эсташ один раз сказал, и все рванулись к сходу, даже толкучка у ступенек приключилась. Не пойму сейчас, в чем причина. Может, оттого, что он всегда вежливый, не перебивает никого, особенно женщину, и вдруг такой приказ. Инспектриса совсем переполошилась, давай бегать туда-сюда: «Девушки, вы слышали, слышали?» – Она нас этими воплями насмерть перепугала. Мы тогда и растерялись, давай переглядываться, вдруг кто-то понял, что произошло, а Эсташ попросту исчез с берега. Даже уследить никто не успел, в каком направлении. И без него очень страшно стало. Некоторые девчонки даже расплакались, у меня самой сердце как у зайца колотилось. Боялись шелохнуться. Хорошо хоть дона себя в руки взяла, стала нас уговаривать, успокаивать, кое-как всех организовала.
Я слушала рассказ Селесты, представляя, что бы произошло, утащи кошмарный побег одну из моих подруг.
– Ох, Маришка, какой он властный бывает! У меня даже в груди ноет и дыхание сбивается, как подумаю. Такому мужчине не возразишь.
Угу. Я тоже сперва слушалась, не рассуждая, к своему счастью.
– Перед глазами так и стоит сцена, как он подходит ко мне и говорит: «Я хочу вас поцеловать, тэа». Я бы не смогла сопротивляться.
– Действительно, – буркнула ответ. – Но разве подойти и сказать – это властно? Властно, например, когда поймает невидимой сетью, подтащит к себе, а ты убежать не сможешь, потому что позади прозрачная стена. И вот он тебя к этой стене прижмет, чтобы точно не сопротивлялась, и поцелует.
– О!
Я высказалась, конечно, больше со злости, а когда прикусила язык, было уже поздно. Селесту нарисованная картинка так взбудоражила, что она в мечтательном экстазе чуть не досказала мне продолжение всей сцены, причем заканчивалась она вовсе не мирным расставанием и извинениями за причиненные неудобства.
– Ой, но ведь никто не может строить такие стены или создавать невидимые сети. Хотя не важно, потому что, если представить…
Уже вся красная от смущения, я решила прервать фантазии подруги, когда в комнату ворвалась Доминика с криком: «Девочки, девочки, у пруда обнаружили Архъану!»
– Кого? – мигом всполошилась Селеста.
– Не знаю еще, но это что-то очень страшное!
Тихий шелест бумажных крыльев за окном заставил меня вскинуть голову, и я увидела на подоконнике сложенного из белой бумаги голубка. С улыбкой протянула к нему руку, и птичка ласково клюнула в запястье, на котором тут же загорелись бледно-зеленые цифры, чуть ниже прежних, погасших до нужной поры. Они давали позволение навестить Олайоша в преподавательской башне через полчаса.
Чай у Аллара отчего-то казался мне вкуснее всех дорогих чаев, присылаемых в гимназию родителями. Может, дело было в особой атмосфере, в настоящем ритуале, начинавшемся с того, что учитель ставил маленький чайник на магическую горелку, а после снимал, едва в воде появлялись пузырьки. Насыпал в верхнюю часть заварника с мелкими дырочками душистую траву, потом сливал этот первый кипяток, а после снова добавлял воды и оставлял настаиваться. Я в это время расстилала на полу учительской старый плед, а Аллар передавал пухлые цветастые подушки, на которых мы и располагались, и небольшое пространство заполнял вкусный аромат. Разливать чай в крошечные глиняные чашки арис доверял мне, говоря, что
– У вас ручки изящные, – говорил он, – движения плавные и пальчики тонкие, в самый раз такую крошечную посудку держать. Мужчины что? Грубы, топорны, обхватят лапищей и как плеснут, мигом разольют половину, а здесь каждая капля на вес золота.
И вот так, устроившись напротив друг друга, мы потягивали мелкими глотками чай, наслаждаясь изысканным вкусом, и разговаривали.
В этот раз, доливая воду по третьему кругу, Олайош что-то добавил в заварник. Я успела рассказать ему о походе на пруд и нападении ловца, притащившего прямо в пасть к Архъане.
– Успокоиться тебе нужно, Маришка, – прокомментировал преподаватель, – это хорошее средство, безвредное. Видимо, ты, когда вышла из пруда, наступила на отросток. Эти твари их повсюду разбрасывают, тонкие, длинные, как волосок, тем и ловят своих жертв. Сами ловцы тоже удлиняться могут до нескольких километров от места роста, а силу их ты сама ощутила.
Ощутила. Синяки и кровоподтеки от крепких объятий зеленого побега остались на талии, там, где Эсташ ко мне не прикасался.
– Хорошо, ловцы мыслить не умеют, все приказы они от Архъаны получают. Благо она медлительная, соображает туго, и реакция оттого небыстрая, но лишь в случае, когда ведешь себя спокойно. Совладать с ней почти невозможно. У ловцов сила, а у этой яд. Знаешь, когда гвардиям командующего Этьена приходилось прорубать себе дорогу сквозь дикие леса, немало воинов погибло от похожей отравы, но вполовину слабее. Гибли мучительно, яд их изнутри переваривал.
– Ужасно! – Я закрыла руками лицо, представляя, что довелось перетерпеть Эсташу, пока он изгибался на земле от боли. – А как же защитники справляются?
– Они так созданы, Мариша. На яд их тело реагирует, сжигая всю отраву. Они и в остальном практически неуязвимы, например, очень стойки к девичьим чарам.
И Олайош добродушно рассмеялся.
– Честно, боялась, что вас опоили, поэтому Эсташ сменил вас в купальнях.
– Нет, дорогая. Это я сопротивляться не смог, у меня такой брони вокруг сердца нет. Слаб я, слаб. Прибежали юные прелестные создания, окружили, столько очарования излилось на меня одного. Умоляют: «Ну скажитесь нездоровым, арис Аллар, предложите ариса Лорана в качестве замены». Ох, не устоял я, Маришка. А Эсташу ведь все равно, он и согласился. Ему ваши искушения, что против гигантского панголина [6] с ножичком для бумаги выйти.
6
Гигантский панголин – огромный ящер, тело которого покрыто крупными роговыми ромбическими чешуями, налегающими, как черепица, друг на друга; лишь морда, брюхо, низ тела и внутренняя поверхность ног покрыты короткой жесткой шерстью. Чешуи подвижные, их задний край заострен.
– Как же они женятся – защитники? – тихо спросила, покрепче обхватывая чашку.
– По долгу.
– И совсем не любят?
– Как тебе объяснить? Привязываются, конечно, со временем, да и чувство долга в них очень сильно развито, семью они берегут, никому не позволяют обидеть. Ну а любовь – это, дорогая, если найдется женщина, которая всю его невозмутимость пошатнет, броню расколет, просочится на подкорку сознания и до сердца достанет. Объяснял ведь, что главное их предназначение – защищать, а любовь делает уязвимыми, потому так хорошо они против нее вооружены. Не люди они, Маришка, не люди, и женщин таких, особенных, если по правде, уж не сыскать. Однако вам, девушкам, что ни говори, а вы по-своему рассуждать будете. Пока вконец не разочаруетесь, не отступитесь.
– А что значит, когда у защитника вдруг взгляд загорается? Глаза светятся ярко, невозможно смотреть.
Аллар отстранил чашку, я заметила сжатые губы, но через минуту он снова благодушно улыбнулся как ни в чем не бывало и ответил:
– Это истинный облик защитника. Непривычный для нас, поэтому жутко пугающий. Немудрено в обморок упасть.
– Только если в них смотришь, – тихо согласилась я.
– Лучше не смотреть, – кивнул Аллар, а сам потихоньку снова подлил успокоительного в заварник, когда я на секунду отвернулась.