Гипербола

Долгодворова Наталья

– Почему ни за что? Вы же со своим подельником с завода шесть подшипников унесли.

– Мне зарплату не платили восемь месяцев! Да вы знаете. Колхоз развалили, работы не найти, вот я и устроился в город. А там, как оказалось, на зарплату подшипник забили, деньги – в карман, и были таковы. У меня жена,

дети, мать лежачая была тогда. Подумаешь, шесть подшипников, когда директор их на шесть миллионов налево продал. Директору ничего, а мне два года.

– Вот директору и надо было помогать, а не самодеятельностью заниматься! Директор входы и выходы знал, а ты – птенец неоперённый. Я-то чем бы тебя выручил, когда директор эти шесть подшипников, неучтённые, учёл и на вас, дружков, вышел? Рядом с тобой присесть? Посидеть, поддержать? Нет уж, извиняй. Закон есть закон, и нечего слюни распускать. Сам взял подшипники, сам и отвечай.

– Да, а крайняя необходимость? Так адвокат говорил, назначенный.

– Вы же краденое продать не успели и жене деньги принести, что я тут поделаю? Было б доказано, что на нужды семьи, может, и смягчил бы. А так что есть, извиняй, ещё раз.

– Не извиню! Мать умерла сразу, как только ей про приговор сказали, и на похороны, совсем нищие, не отпустили. А жена без денег опустилась, по рукам пошла, чтобы маленьких прокормить. А потом вообще сгинула, а дети в детдоме оказались. Где теперь, неизвестно. Мне, что было делать по возращению? Работать не берут, хоть и руки, говорят, золотые. Я с такой статьёй не нужен никому. И всё Вы виноваты! Могли бы условный дать…

– Дать, дать! Всем от меня нужно что-то. А в девяносто четвёртом у меня тоже жена и дети были. О них-то ты и не подумал? Всё честно, по нашим поселковым законам: все должны заботиться друг о друге, а в первую очередь,

о семье судьи.

Не ожидал Максим такой откровенности. Да, он бы Сергея Петровича на руках тогда б носил, если б тот условный срок назначил. Всю жизнь бы работал на него, по дому помогал и с ремонтом; мужик рукастый. Максим добро не забывал. И жена б жива была, и мать, и дети рядом. Только не было добра в Сергее Петровиче. Максимка опешил. Все эти годы он смотрел в горло бутылки от непонимания, что он сделал Сергею Петровичу настолько плохого, что тот был так несправедлив. Теперь же в его душе загоралась ненависть оттого, что оказались Сергею Петровичу безразличны люди и их судьбы.

«Пойду на мокруху, мне терять нечего», – подумал Максимка.– «Отомщу за мать и детей, а ещё и за жену, она тоже из-за Сергея Петровича пострадала».

Сергей Петрович побрёл дальше. Хоть посёлок был и небольшой, дом судьи был почти у окраины. Лет десять назад глава района сказал: «А что, Серёга, ты в таком лилипутском домушке ютишься? Давай я тебе соток пятьдесят выделю, построишь себе родовое имение. Сын-то у тебя, хоть и прокурор, всё равно судьёй станет, рано или поздно. Надо б увековечить род Голубевых. Бизнес подрядим, построят тебе в два счета за аналогичную услугу. И технику пригоним, МУПовскую, побольше солярки спишем. Карьер точно у тебя в долгу, так что и гравий, и песок, считай, уже заготовил». Так у Сергея Петровича возникло непреодолимое желание стать латифундистом. Дом поставили быстро. Ксения Ивановна подкинула бруса на дом, а Сергей Петрович протянул сроки рассмотрения по нарушениям на её ликеро-водочном подполье. Дело было закрыто за давностью и благополучно умерло в судейском сейфе.

Конец ознакомительного фрагмента.