Гиперборей
Шрифт:
Олег помрачнел, глядя на восторженные горящие глаза вятичей и русичей. Их собралось около сотни в пиршественной палате, и все верещат от счастья. Малые драчливые дети в телах зрелых мужчин!
В палате стоял рев, были слышны одобрительные выкрики, звон оружия. Певец осушил кубок, запел о Жуаезе, чудесном мече Карла Великого, о его причудах и капризах, а Олег незаметно вышел из зала. Было горько знать, что у мужественного Рюрика есть любимый меч Ляк, который князь любит больше, чем прекрасную золотоволосую Умилу. За Ляком ухаживает, ласкает его с какой-то неимоверной нежностью!
Рюрик заметил исчезновение
— Великий Олег! Ты видишь грядущее, где все предопределено. Мы ведь ничего не сможем сделать, так ведь?
Олег прямо посмотрел в серые глаза молодого князя, ответил безрадостным голосом:
— Мне бы самому хотелось... чтобы мы ни за что не отвечали! Увы, всегда есть выбор. В каком бы отчаянном положении ни находились, как бы ни клялись, что другого, мол, выбора нет... Ложь! Выбор есть всегда. Хуже того, сами отвечаем за свой выбор. Не боги, не судьба!
Рюрик прижался затылком к металлической двери. С той стороны донесся хор дюжих голосов, в зале приветствовали другого певца.
— Как будто тысячу лет судьба спала, — сказал Олег мрачно. — Сейчас все века столпились за нашими плечами, дышат огнем в затылок! За считанные дни переделать то, на что судьба отпустила века... Рюрик, мне самому страшно. На твоих плечах... и моих тоже в самом деле лежит судьба всего людства. От твоего нынешнего решения зависит новая карта мира.
Рюрик криво улыбнулся, в серых глазах мелькнула насмешка:
— Я не честолюбив.
— Рюрик, я вышел из пещеры и тем самым потерял свое бессмертие. Я был к нему близок! Я уже мысленно постигал природу богов...
Рюрик помялся, спросил осторожно:
— А разве ты не... Я слышал о тебе от своего деда. Он говорил, что всегда помнил тебя зрелым мужем.
— Древние герои жили долго... если не погибали. Коло прожил тысячу лет, Скиф — семьсот, Славен — пятьсот, Рус — триста двадцать, Кий — двести сорок... Никто не знает, сколько бы они прожили, но они все погибли. Кто от меча, кто от стрелы между лопаток, а Скифа, как ты, наверное, слыхал, вовсе засыпало каменной лавиной.
Рюрик вздохнул:
— Хотел бы я жить долго. Увидеть внуков, научить их ездить на коне!
Олег потемнел лицом, опустил глаза. В зале, словно огромная хищная птица взмахнула крыльями, повеяло холодом. Рюрик ощутил недоговоренное, страшное, спросил дрогнувшим голосом:
— Вещий... ты хоть краешком глаза видел судьбу моего княжества?
— Видел княжество, видел тебя. Где-то князем, в другом грядущем — королем, великим музыкантом, где-то ты вел грозные рати на захват чужих земель, лил невинную кровь, сиротил малых детушек. Но почти все линии грядущего кончаются гибелью славянских народов. Все, кроме трех. Но когда мы подъезжали к твоему замку, мне было видение, что папа римский объявил крестовый поход против славянских народов! Третья линия нашего грядущего почернела и обуглилась. Остались две, но одну из них я сам не жажду. В ней ты ведешь грозные рати на Запад, истребляя немцев.
Рюрик покачал головой, глаза стали отсутствующие:
— Нас, киечей, много. Еще больше русичей, славичей, скифичей, сколотичей...
Не дослушав певцов, Олег потихоньку вышел из зала. Во дворе заприметил колодец, самое время освежиться ключевой водой, а то засыпает от усталости, мысли путаются. Из боковой двери на первом поверхе медленно и как-то настороженно вышли семеро воинов — крепкие, суроволицые, в кольчугах, надетых на теплые вязаные рубахи. Шлемы блестят, пояса затянуты. Олег подумал с одобрительной иронией, что Рюрик держит своих людей в готовности.
Вдруг шаги его сами по себе замедлились. Олег встревоженно, даже со страхом смотрел на воинов, не понимая причины тревоги. Правда, здесь не должно быть столько воинов в полном вооружении, разве что Рюрик или его воеводы упражняют их, гоняя по лестницам. Во всем остальном — обычные воины, каких Олег насмотрелся в замке: с выбритыми подбородками, с мрачными лицами, в стоптанных сапогах.
Он попятился, все еще не отрывая от них глаз. Сердце застучало чаще, усталый мозг очистился. Воины шли через зал прямо к двери, ведущей в верхние покои. Первым быстро шагал низкорослый чернобородый человек с кривыми ногами. Олег узнал его мгновенно, едва тот повернул голову. Это с ним перекинулся взглядом в порту, когда отплывали на Рюген!
Вожак вскинул голову, глаза его расширились в удивлении. Он начал поднимать руку, готовясь отдать приказ, как Олег рявкнул во весь голос: «Измена! Берегите наследника!» Он выдернул швыряльный нож и метнул одним движением. Вожак раскрыл рот, но послышался лишь хрип — лезвие по рукоять вонзилось в горло.
Олег перебежал под стеной к соседней двери, закрыл ее собой. Воины растерялись лишь на миг, Олег успел выдернуть меч из рук убитого и встал перед дверью. Тут же на него обрушился град ударов. Его меч едва успевал отражать сверкающий булат, чужое лезвие пропороло рукав, другой меч слегка задел плечо — Олег ощутил боль и увидел кровь на чужом мече.
Сбоку ударили по голове, на миг помутилось перед глазами. Он смутно видел яростные лица, жутко сверкали мечи и топоры, потом вдруг стало легче: схватка распалась — в зале появились другие воины, с криком набросились на чужаков.
Олег отступил за дверь, закрыл засов и побрел по коридору. Пальцы нащупали на затылке вздувающуюся опухоль, а когда поднес их к лицу, увидел кровь.
Впереди трое воинов яростно рубились одинаковыми мечами. Все трое были в крови. Олег крепче сжал меч, прошел под стенкой мимо, не в силах понять, кто свой, кто враг.
Миновав коридор, услышал звон мечей справа, а когда пробежал десятка два шагов, увидел другую схватку. Не понимая, как могло столько врагов пробраться незамеченными, он в смятениии помчался наверх, перепрыгнул через два трупа. Третий воин полз по ступенькам, за ним волочились кишки из распоротого живота, оставляя мокрый слизистый след.
Дверь в покои княгини была сорвана с петель. Из спальни доносились звон оружия, хриплые выкрики. Олег ворвался, как взбешенный лось, — возле ложа, где Умила своим телом закрывала маленького Игоря, отчаянно дрался Асмунд. На него наседали трое могучих воинов. Асмунд был уже прижат к ложу, деревянный край уперся ему под самые колени.