Гипно Некро Спам
Шрифт:
– Значит, и с ними всё ок, – сказала Спирохета. Кофе со сливками.
– А вы на работу когда собираетесь? – нерешительно спросила Раста.
– Завтра, – сказала [Ф] Ольга.
– Завтра Воскресенье, – невидимая Раста зевнула.
– Значит, послезавтра, – Спирохета тоже зевнула.
– Ну, до понедельника… – сказала [Ф] Ольга, с трудом подавляя зевоту. Нажала «отбой». Потом «интерком».
– Блин, а правда, где Ади? – спросила у Спирохеты. Уже две недели нас там нет, а его же ещё раньше не было.
– Недели три получается.
– Ну да… Где-то так…
Спирохета послушала тишину в трубке и уже собиралась что-то сказать, как
– Сейчас будем делать друг другу ХОРОШО, – сказала она.
From: maxibike@smail. ru
To: @chtung (!) @чтототам. com
Автор: Максим Мотоцикл
Файл: Глаза.
Один мальчик получил в подарок набор конструктора «Lego». Раскрыл коробку, а «Lego» чёрного цвета. Он стал собирать из него маленький домик и вдруг понял, что в коробке деталей меньше не становится. Сколько их не возьми – их всегда тридцать. Стал мальчик приставлять детальку к детальке, не думая. И сделал маленький чёрный гроб из Чёрного «Lego». И в тот же момент детальки в коробке закончились. Лёг мальчик в гроб и точь-в-точь в него поместился. А мама его пришла с работы. А мальчика нет. И гроба тоже нет. Только на всех фотографиях, которые в доме были, мальчик с тех пор с закрытыми глазами.
Мир открыл глаза.
И сразу понял, что лучше бы он этого не делал.
Он издал долгий и тихий стон, закончившийся сказанным совсем уж шёпотом «мляааа».
У Мирослава Мотузного ещё никогда ТАК не болела голова.
А Мир был знатоком похмелья.
Каждое утро из его рта воняло. И он сам это чувствовал. Перегар просто поселился между его зубов. Под языком. За дёснами.
Мирослав Мотузный бухал вторую неделю. Отжигал по-чёрному. Но вчера, похоже, переплюнул себя. Вчера он сидел неизвестно где, прихлёбывая из горлышка и говоря неизвестно кому:
– Я мчусь в ад экспрессом. С билетами на лучшие места. В вагоне-ресторане, тебе ясно, детка?.. Я мчусь в пекло. И мне это нравится…
Мир издал ещё один долгий и тихий стон.
Он огромной горой мяса в трусах топает на кухню. Там женщина-милиционер Алина из Самары, закутанная в халат, кусает аккуратно курицу-гриль. У нее розовый халат, чай с лепестками роз в кружке и розовое настроение. Под низкие контрабасы оркестра в кухню, где-то на Шаболовке, вплывает Чёрный Айсберг Мир.
У Алины лицо с глазами – носом пуговками. Волосы её от природы светлы, а ноги ровные. Алина производит впечатление приятной и по-своему красивой женщины. Она из своего розового утреннего стакана наблюдает, как Чёрный Айсберг приближается к белому и большому, геометрически правильному, сталагмиту холодильника. Как открывается дверца. Как появляется 0,33 «Хайнекен». Ещё одна.
Мир вливает в себя литр пива. В один заход. Третью 0,33 он допивает уже почти с удовольствием. Его немного отпускает.
– Фууууух… – говорит он и оборачивается.
Женщина-милиционер смотрит на его огромный живот.
Мирослав Мотузный топает обратно.
«Как хорошо, что сегодня воскресенье…», – думает он.
– Дрыыыынь!!
– Дрыыыынь!!
– Дрыыыынь!!
Его будит мерзкий сейчас звонок телефона.
– Дрыыыынь!!
Плотные шторы задёрнуты. Полумрак. Запах месторождения нестираных носков из-под кровати. Жирная тарелка с засохшим кетчупом. Мир протягивает руку, нашаривает телефон.
– Да…
– Мирослав?
– Да…
– Здравствуйте.
– Кто
– Это… Это Александр Гной.
Пауза.
– И что? – также хмуро спрашивает он.
– Мы с Вами договорились вчера встретиться на Новокузнецкой…
– Во сколько? – Мотузный смотрит на время.
– В два часа…
На часах пять вечера. Мотузный говорит.
– А сейчас сколько?
– А сейчас пять… Вы про нас случайно не забыли?
– Я? – говорит Мир с нажимом. – Я? Я помню всё отлично. У меня прекрасная память. Но извините, в отличие от вас, я работаю. И вы, кстати, знаете где. У меня очень напряжённый график.
– Извините… – говорит тихо голос в трубке.
– Извините! – повторяет Мотузный раздражённо. Мотузный хамит. Нет. Это они хамят. А он их ставит на место. Грёбаных Гноя и А? с их грёбаным «Велосипедиком». Грёбаных стахановских мудаков. Мотузный хорошо, очень хорошо помнит этот грязный городишко. Эту дыру посреди Донбасса. Мотузный ни фига не помнит, когда это он успел назначить встречу. Мотузный бухает вторую неделю.
– Извините… – ещё тише говорят в трубке. Голос тоже не знаком ни капли. Мир раздражён этим. Этими своими пост-алкогольными провалами в памяти. Недоволен. Раздражён. Тошнотворен.
– Извините! – ядовито повторяет он. И чувствует Охеренное удовольствие. От их смущения. От своего хамства. Мир улыбается. Улыбка гаснет.
– Где вы?
– На Новокузнецкой.
– Это я понял. Где именно.
– Прямо на Новокузнецкой… У входа в Метро…
– Так, – Миру нравится, как уверенно звучит его голос, – найдите «Гляссе» на углу и ждите меня там. Я буду, как только смогу.
– Хорошо…– поспешно говорят в трубке. – «Гляссе»?
Мир кладёт трубку. Улыбается. Видит, что у него встал член.
Через полтора часа он приезжает на Новокузнецкую. Пьёт кофе с Александром Гноем и Влaдимиром А? Строго смотрит на них. Они ему не нравятся.
Гной – коротко стриженый брюнет.
Влaдимир А? – блондин с копной светлых волос на голове.
Они молоды и симпатичны.
Одеты вне времени стильно. В классику урбан.
Простые тёмные футболки с круглым воротом. Простые тёмные джинсы. «Рuma» и «Converse» на ногах. Они слегка виновато смотрят на Мира, но ведут себя достойно. Слишком достойно, по мнению Мира. Он почти не слушает их. Он их рассматривает, тяжело глядя исподлобья. Смотри-ка: зубы белые, плечи широкие. Кулаки сбитые. Улыбки искренние. Не те искренние, хиппанские улыбки или улыбки кришнаитов. Нет. Хорошие, простые улыбки.
Мир никогда не умел так улыбаться.
Из-за этого они ему тоже не нравились.
Мало того, он чувствует, что начинает их ненавидеть.
Они спрашивают его о возможной экранизации.
– Есть только один способ проверить, – говорит он. Заказывает коньяку. Без него кофе не лезет. Они спрашивают его об Ади.
– О, да… – говорит он, – у Ади нет друзей. Я просто самый близкий ему человек.
Гной достает маркер и пишет на салфетке номера их украинских телефонов. Мир складывает салфетку вчетверо и сует в карман. Диктует имя и номер выдуманного на ходу литературного агента. Мир заказывает еще коньяка и порезанный лимон. К этому моменту он сидящих за столом ненавидит стопроцентно. Он хочет сделать так, чтобы они почувствовали себя униженными. Оскорбленными. Перестали улыбаться. Чтобы обломались. Перестали блестеть глазами.