Гипнотизер
Шрифт:
— Экологически чистые, — сказала она и жестом пригласила Марека взять пару сухариков.
Шарлотте улыбнулась и отгрызла крошку с края.
— Сама пекла? — спросил Юсси с неожиданной улыбкой, осветившей все его тяжелое мощное лицо.
— Чуть не спалила, — призналась Лидия и с улыбкой покачала головой. — Ввязалась в ссору на игровой площадке.
Сибель громко хихикнула и проглотила свой сухарик в два укуса.
— Из-за Каспера. Когда мы вчера пришли на площадку, какая-то мамаша подошла ко мне и сказала, что Каспер ударил ее девочку лопаткой по спине.
— Черт, —
— Я прямо похолодела, когда это услышала, — сказала Лидия.
— Как же вести себя в подобных ситуациях? — учтиво спросила Шарлотте.
Марек взял еще сухарик и слушал Лидию с таким лицом, что я задумался, не влюблен ли он в нее.
— Не знаю. Я объяснила мамаше, что для меня это очень серьезно, да, я правда очень разволновалась. Но она сказала, что все оказалось неопасно и она думает, что это просто несчастный случай.
— Ну конечно, — согласилась Шарлотте. — Дети иногда так неосторожно играют.
— Но я обещала, что поговорю с Каспером и разберусь, — продолжала Лидия.
— Отлично, — кивнул Юсси.
— Она сказала, что Каспер ужасно милый мальчик, — с улыбкой объявила Лидия.
Я сел на свой стул и стал листать блокнот с заметками. Мне хотелось поскорее начать новый сеанс гипноза. Опять настала очередь Лидии.
Она встретилась со мной глазами и осторожно улыбнулась. Все молча ждали, и я приступил к работе. Воздух в помещении вибрировал от нашего дыхания. Темная тишина уплотнялась с каждым ударом наших сердец. С каждым выдохом мы погружались все глубже. После индукции мои слова повели группу вниз; вскоре я повернулся к Лидии:
— Вы опускаетесь все глубже, осторожно погружаетесь, вы очень расслаблены, руки тяжелые, ноги тяжелые, веки тяжелые. Вы дышите медленно и слушаете мои слова, не задавая вопросов, мои слова окружают вас, вы спокойны и внимательны. Лидия, сейчас вы находитесь прямо перед тем, о чем не хотите думать, о чем вы никогда не говорите, от чего отворачиваетесь, перед тем, что всегда скрыто от теплого света.
— Да, — со вздохом ответила она.
— Теперь вы там, — сказал я.
— Я очень близко.
— Где вы прямо сейчас, где вы находитесь?
— Дома.
— Сколько вам лет?
— Тридцать шесть.
Я посмотрел на Лидию. Отражения проходили по ее высокому гладкому лбу, маленькому ротику и почти болезненно бледной коже. Я знал, что ей исполнилось тридцать шесть две недели назад. Она перенеслась в прошлое не так далеко, как другие, а всего на несколько дней.
— Что происходит? Что не так? — спросил я.
— Телефон…
— Что с телефоном?
— Он звонит, опять звонит, я поднимаю трубку и сразу кладу.
— Лидия, вы можете успокоиться.
У нее был усталый и как будто встревоженный вид.
— Еда остынет, — сказала она. — Я приготовила овощи в молоке, сварила чечевичную похлебку и испекла хлеб. Собиралась поужинать перед телевизором, но, конечно, не выйдет…
Подбородок задрожал, потом она успокоилась.
— Я немного жду, раздвигаю жалюзи и выглядываю на улицу. Там никого нет, ничего не слышно. Я сажусь за кухонный стол и съедаю немного горячего хлеба с маслом, но у меня нет аппетита. Я опять спускаюсь в нижнюю
Она замолчала, между нами проплывали полоски морской травы.
— Зачем вам собираться с силами? — спросил я.
— Чтобы быть в состоянии… чтобы суметь встать, пройти мимо красного бумажного фонарика с китайским иероглифом, мимо подноса с ароматической свечкой и полированными камешками. Доски пола под пластиковым ковриком трещат и покачиваются…
— Там кто-нибудь есть? — тихо спросил я, но тут же пожалел об этом.
— Я беру палку, приминаю коврик, чтобы открыть дверь, дышу спокойно, вхожу и зажигаю свет. Каспер моргает на свет, но продолжает лежать. Он пописал в ведро. Воняет. На нем голубая пижама. Он быстро дышит. Я тыкаю его палкой через решетку. Он хнычет, отодвигается и садится в клетке. Я спрашиваю, исправился ли он, и он быстро кивает. Я бросаю ему тарелку с едой. Кусочки трески сморщились и потемнели. Он подползает и ест; у меня улучшается настроение, я уже собираюсь сказать, как хорошо, что мы понимаем друг друга, но тут его рвет на матрас.
Лицо Лидии страдальчески искривилось.
— Я-то думала…
Губы напряжены, уголки рта опустились.
— Я думала, что мы уже можем, но…
Она покачала головой.
— Я только не понимаю…
Она облизала губы.
— Вы понимаете, что я чувствую? Понимаете? Он просит прощения. Я повторяю, что завтра воскресенье, бью себя по лицу и кричу, чтобы он смотрел.
Шарлотте сквозь толщу воду с испугом смотрела на Лидию.
— Лидия, — сказал я, — сейчас вы выйдете из подвала, не боясь и не сердясь, вы почувствуете себя спокойной и собранной. Я медленно выведу вас из глубокого гипноза, подниму на поверхность, в ясность, и мы вместе обсудим то, что вы сейчас рассказали, только вы и я. А потом я выведу из гипноза остальных.
Лидия глухо, устало зарычала.
— Лидия, вы меня слышите?
Она кивнула.
— Я буду считать в обратном порядке и когда досчитаю до одного, вы откроете глаза, проснетесь и придете в сознание, десять, девять, восемь, семь, вы мягко поднимаетесь на поверхность, тело приятно расслаблено, семь, шесть, пять, четыре, вы скоро откроете глаза, но сидите на стуле, три, два, один… теперь открывайте глаза, вы проснулись.
Наши взгляды встретились. Лицо Лидии как-то ссохлось. Это было совсем не то, на что я рассчитывал. От ее рассказа меня пробирала дрожь. На одной чаше весов — врачебная тайна, на другой — обязанность заявить в полицию; ясно, что в этом случае профессиональная тайна ничего не значит, поскольку третьему лицу грозит опасность.
— Лидия, — сказал я, — вы понимаете, что я должен связаться с социальными властями?
— Почему?
— Ваш рассказ обязывает меня это сделать.
— Каким образом?
— Вы не понимаете?
Ее губы растянулись:
— Я ничего не говорила.
— Вы описали, как…
— Молчите, — отрезала она. — Вы меня не знаете, вам нечего делать в моей жизни. Вы не имеете права соваться в то, что я делаю в своем собственном доме.