Гипнотизер
Шрифт:
Внезапно Йона встал рядом с ним.
— По-моему, нам надо войти вместе, — сказал он.
Они шагнули в квартиру, комиссар зажег свет. Дверь в ванную была распахнута. Квартиру затоплял невыносимый смрад разлагающейся плоти. В поцарапанной ванной без воды лежала Эва Блау. Лицо распухло, мухи ползали вокруг рта и жужжали в воздухе. Синяя блузка задралась; живот раздулся и был сине-зеленым. Вдоль обеих рук тянулись глубокие черные надрезы. Блузка и светлые волосы перемазаны запекшейся кровью. Сквозь бледно-серую кожу тела отчетливо
— Это она? — спросил Йона.
— Да. Это Эва.
— Умерла не меньше недели назад. Живот успел основательно раздуться.
— Я вижу, — ответил Эрик.
— Значит, Беньямина забрала не она, — заключил Йона.
— Мне надо подумать, — сказал Эрик. — Я считал…
Он выглянул в окно. По другую сторону железной дороги тянулось длинное кирпичное здание. Из ванной Эва смотрела на Зал Царства. Наверное, от этого ей было легче, подумал Эрик.
Глава 40
Симоне вдруг почувствовала, как из нижней губы вытекла капля крови. Она сама не заметила, как прокусила ее. Все силы уходили на то, чтобы не думать. Отца сбила машина; он уже два дня лежал в темноватой палате больницы святого Йорана, и никто не мог сказать, насколько серьезно он пострадал. Симоне знала только, что от такого сильного удара он мог умереть. Стальной шар боли перекатывался у нее в голове. Она, Симоне, потеряла Эрика, быть может, потеряла Беньямина, а теперь могла потерять еще и папу.
Она проверяла мобильный столько раз, что уже сбилась со счета. И все-таки снова достала аппарат, удостоверилась, что он включен, и положила телефон во внешний карман сумочки, откуда его можно быстро достать, если он, вопреки ожиданиям, зазвонит.
Симоне склонилась над отцом и поправила одеяло. Он беззвучно спал. Симоне часто думала, что Кеннет Стренг, наверное, единственный мужчина в мире, который спит тихо.
На голове отца была белоснежная повязка. Из-под нее выползала темная тень — синяк расплылся на всю щеку. Кеннет был не похож на себя: множество гематом, распухший нос, углы рта опущены.
Но он не умер, подумала Симоне. Он жив, жив. И Беньямин тоже жив — наверняка жив, она знает.
Симоне прошлась по палате. Вспомнила, как на днях вернулась домой от Сима Шульмана и говорила с отцом по телефону — прямо перед тем, как случилось несчастье. Он сказал, что нашел Вайлорда и собирается поехать в место под названием «Море». Где-то возле мыса Лоудден.
Симоне снова посмотрела на отца. Он крепко спал.
— Папа?
Она тут же пожалела, что позвала его. Кеннет не проснулся,
Симоне пробрала дрожь, головная боль тяжело ударила в виски. Она плотнее запахнула на себе кофту. Кеннет вдруг тихо застонал во сне.
— Папа, — позвала Симоне, как маленькая девочка.
Он открыл глаза — мутные, как у не до конца проснувшегося человека. Один белок залит кровью.
— Папа, это я, — сказала Симоне. — Ну как ты?
Его взгляд бродил где-то возле нее. Симоне вдруг испугалась, что он ослеп.
— Сиксан?
— Я здесь, папа.
Она осторожно села рядом и взяла его за руку. Его глаза снова закрылись, брови напряженно сдвинулись, словно от боли.
— Пап, как ты? — тихо спросила Симоне.
Он попытался погладить ее по руке, но у него не очень получилось.
— Скоро встану на ноги, — прохрипел он. — Не волнуйся.
Стало тихо. Симоне пыталась отогнать мысли, одолеть головную боль, пыталась прогнать нарастающую тревогу. Она не знала, можно ли расспрашивать отца в его нынешнем состоянии, но страх заставил ее тихо спросить:
— Папа, помнишь, о чем мы говорили перед тем, как ты попал под машину?
Кеннет устало покосился на нее и покачал головой.
— Ты сказал, что Вайлорд где-то есть. Ты говорил о море, помнишь? Ты сказал, что поедешь к морю.
Глаза Кеннета снова блеснули, он хотел сесть, но со стоном опустился на подушку.
— Папа, расскажи мне, я должна знать: где-то — это где? Кто такой Вайлорд? Кто это?
У Кеннета задрожал подбородок, но он прошептал:
— Ребенок… это… ребенок…
— Что?
Но Кеннет закрыл глаза и как будто перестал слышать ее. Симоне подошла к окну и посмотрела на территорию больницы. Ощутила, как тянет холодом. Грязный потек на окне. Подышав на стекло, Симоне на мгновение увидела в тумане отпечаток чьего-то лица. Кто-то до нее стоял там, прислонившись лбом к стеклу. Церковь на другой стороне дороги была темной, свет уличных фонарей отражался в черных арочных окнах. Симоне вспомнила: Беньямин написал Аиде, чтобы она не пускала Никке к морю.
— Аида, — тихо сказала она. — Я поеду к Аиде. И на этот раз она расскажет мне все.
Когда Симоне позвонила, дверь открыл Никке. Он с удивлением посмотрел на гостью.
— Здравствуй, — сказала Симоне.
— У меня новые карточки, — с энтузиазмом сообщил Никке.
— Здорово.
— Там есть девчачьи, а есть много классных.
— Сестра дома? — спросила Симоне и похлопала его по руке.
— Аида! Аида!