Гипнотизер
Шрифт:
Когда он вернулся в сад, Йона все еще стоял перед домом. Он встретил взгляд Эрика и покачал головой. Эрик вошел. Кинолог стояла на коленях, трепала лабрадора по шее и чесала его за ушами.
— Вы были внизу, в подвале? — спросил Эрик.
— Естественно, — ответила женщина, не взглянув на него.
— Во внутренней комнате?
— Да.
— Может, собака не учуяла следов из-за пепла?
— Роки может найти труп под водой, на глубине шестидесяти метров.
— А живых людей?
— Если бы там кто-нибудь был, Роки бы его нашел.
— Но вы еще не искали на улице, — сказал Йона. Он подошел и встал у Эрика за спиной.
—
— Поищите, — коротко распорядился Йона.
Женщина пожала плечами и встала.
— Идем, — тихо и невнятно сказала женщина лабрадору, — идем. Пойдем поищем? Пойдем поищем?
Эрик вышел следом за ними, спустился по ступенькам и пошел вокруг дома. Черная собака бегала взад-вперед среди зарослей травы, обнюхала бочку, воду в которой схватило прозрачным ледком, рыскала вокруг старых фруктовых деревьев. Небо было темное, пасмурное. Эрик увидел, что сосед зажег на дереве разноцветную гирлянду. Холодно. Полицейские забрались в свою машину. Йона шел рядом с женщиной с собакой, время от времени указывая, где искать. Эрик последовал за ними, на задний двор. В глубине сада он увидел холмик и внезапно узнал его. Это место с фотографии, подумал он. Фотографии, которую Аида послала Беньямину перед тем, как он пропал. Эрику стало тяжело дышать. Собака обнюхала компост, подошла к холмику, обнюхала его, засопела, обежала вокруг, обнюхала низкий кустарник и коричневый забор, вернулась, пробежала до корзины для листьев, потом заинтересовалась садиком с травами. Тонкие палочки с мешочками семян сообщали, что растет на той или иной грядке. Черный лабрадор беспокойно заскулил и улегся прямо посреди маленького поля. Плашмя на мокрую мягкую землю. От возбуждения собака вздрагивала всем телом; кинолог, с печальным лицом, похвалила ее. Йона резко повернулся и подбежал к Эрику, не пуская его на поле. Эрик не понимал, что он кричит и что пытается сделать, но комиссар увел его с поля и вообще из сада.
— Я должен узнать, — дрожащим голосом сказал Эрик.
Йона кивнул и тихо ответил:
— Собака нашла в земле труп человека.
Эрик опустился на тротуар возле распределительного ящика, у него отнялись руки, ноги, все тело; он увидел, как полицейские вылезают из машины с лопатами, и закрыл глаза.
Эрик Мария Барк сидел один в машине комиссара и посматривал на Теннисвеген. Черные кроны деревьев загораживали свет висячих фонарей. Черные растопыренные ветви на фоне темного зимнего неба. Эрик что-то прошептал себе, вышел из машины, перешагнул через пластиковую ленту и пошел вокруг дома по высокой мерзлой траве. Йона стоял и смотрел на полицейских с лопатами. Все маленькое поле было вырыто. Теперь оно стало большой прямоугольной дырой. На куске полиэтилена лежали истлевшие лохмотья и осколки костей. Лопаты продолжали стучать; металл ударился о камень, полицейские прекратили копать и распрямились. Подошел Эрик — тяжело ступая, словно против воли. Йона повернулся к нему и широко улыбнулся. На его лице была усталость.
— Что там? — прошептал Эрик.
Йона пошел к нему навстречу, поймал его взгляд и сказал:
— Это не Беньямин.
— Кто это?
— Тело пролежало не меньше десяти лет.
— Ребенок?
— Лет пяти, — ответил Йона и передернул плечами.
— Значит, у Лидии все-таки был сын, — вполголоса сказал Эрик.
Глава 46
Валил мокрый снег; собака носилась туда-сюда по площадке перед управлением. Она громко лаяла под снегопадом, радостно вертелась среди снежинок, щелкала зубами и встряхивалась. При виде собаки у Эрика сжалось сердце. Он понял, что забыл, как это — просто существовать. Забыл, как это — не думать непрерывно о жизни без Беньямина.
Ему было плохо, руки тряслись от абстиненции. Он уже почти сутки не принимал таблеток и совсем не спал ночью.
Подходя к широкому входу в управление, Эрик подумал о старых тканях, которые Симоне как-то показывала ему на выставке женского рукоделия. Они были словно небо в такие вот дни: пасмурные, плотные, мохнато-серые.
Симоне стояла в коридоре перед комнатой для допросов. Увидев Эрика, она пошла ему навстречу и взяла за руки. Почему-то он испытал благодарность за этот жест. Симоне была бледна и сосредоточенна.
— Тебе не обязательно присутствовать, — прошептала она.
— Кеннет сказал — ты хотела, чтобы я пришел.
Симоне еле заметно кивнула.
— Я только…
Она замолчала и тихо кашлянула.
— Я злилась на тебя, — твердо сказала она.
Глаза у нее были мокрые, красные.
— Я знаю.
— Ты же вечно глотал свои таблетки, — язвительно добавила Симоне.
— Глотал.
Симоне отвернулась и стала смотреть в окно. Эрик видел, какая она худенькая, как крепко обняла себя за плечи. По ее коже побежали мурашки — из вентиляции под окном дул холодный воздух. Двери комнаты для допросов открылись, и крупная женщина в полицейской форме тихо позвала их:
— Заходите, пожалуйста.
Женщина мягко улыбнулась розовыми блестящими губами и представилась:
— Меня зовут Анья Ларссон. Я буду снимать свидетельские показания.
Женщина протянула им ухоженную округлую руку. Длинные ногти накрашены красным лаком, кончики блестят.
— Это для рождественского настроения, — радостно объяснила она свой маникюр.
— Очень красиво, — рассеянно похвалила Симоне.
Йона Линна уже сидел в комнате. Пиджак висел на спинке стула. Светлые волосы торчали во все стороны и казались немытыми. Он не побрился. Когда Симоне и Эрик сели напротив него, он серьезно и задумчиво глянул на Эрика.
Симоне тихо откашлялась и выпила воды. Ставя стакан на стол, она задела руку Эрика. Их взгляды встретились, и Эрик увидел, как ее губы сложились в беззвучное «прости».
Анья Ларссон поставила на стол между ними цифровой диктофон, нажала на кнопку записи, проверила, горит ли красная лампочка, и быстро проговорила время, дату и имена присутствующих. Потом сделала короткую паузу, склонила голову набок и приветливо начала:
— Итак, Симоне, мы хотели бы услышать, что произошло позавчера вечером в вашем доме на Лунтмакаргатан.
Симоне кивнула, взглянула на Эрика и опустила глаза.
— Я… я была дома и…
Она замолчала.
— Одна? — спросила Анья.
Симоне покачала головой.
— Со мной был Сим Шульман, — сдержанно сказала она.
Комиссар что-то записал в своем блокноте.
— У вас есть какие-нибудь предположения о том, как Юсеф и Эвелин Эк могли проникнуть к вам? — спросила Анья.
— Не знаю, я была в душе, — медленно проговорила Симоне и на мгновение вся залилась краской. Ее кожа почти сразу побледнела снова, но на щеках яркий румянец остался.