Гипнотизер
Шрифт:
— Он в последние годы принимал столько снотворного, — сказала она. — Спал в гостевой комнате и ничего не слышал.
Во взгляде Кеннета было столько презрения, что Симоне начала понимать, почему Эрик убрался из дому.
— Что за таблетки? — спросил Кеннет. — Как называются?
Симоне взяла отца за руку:
— Папа, Эрик тут ни при чем.
Он вырвал руку.
— Насилие над детьми почти всегда совершает кто-нибудь из членов семьи.
— Я знаю, но…
— А теперь посмотрим на факты, — спокойно перебил Кеннет. — У преступника отличные познания в медицине, а также доступ к
Симоне кивнула.
— Ты не видела, что Эрик спит в гостевой комнате?
— Дверь была закрыта.
— Но ты его не видела. Или видела? И ты не знаешь, принимал ли он снотворное вчера вечером.
Симоне была вынуждена признать, что не видела.
— Сиксан, я исхожу только из того, что мы знаем, — сказал отец. — А мы знаем, что ты не видела Эрика спящим. Может, он и спал в гостевой комнате, но мы об этом не знаем.
Кеннет поднялся, достал из буфета хлеб, из холодильника — сыр и колбасу. Сделал бутерброд с сыром и протянул Симоне.
Через несколько минут он кашлянул и спросил:
— Зачем Эрик открыл дверь Юсефу?
Симоне уставилась на отца:
— Что ты хочешь сказать?
— Если бы он так поступил, какая бы у него была на это причина?
— По-моему, это глупый разговор.
— Почему?
— Эрик любит Беньямина.
— Да, но, может быть, что-то пошло не так. Может, Эрик просто хотел поговорить с Юсефом, убедить его позвонить в полицию или…
— Папа, перестань, — попросила Симоне.
— Мы должны задавать себе такие вопросы, если хотим найти Беньямина.
Она кивнула с ощущением, будто лицо расползается на кусочки, а потом еле слышно произнесла:
— Может, Эрик подумал, что стучит кто-то другой.
— Кто?
— Мне кажется, у него было свидание с женщиной по имени Даниэлла, — сказала Симоне, стараясь не смотреть отцу в глаза.
Глава 25
Симоне проснулась в пять утра. Наверное, Кеннет разобрал постель и уложил ее спать. Со слабой надеждой она направилась в комнату Беньямина, но это чувство улетучилось, как только Симоне дошла до порога.
Комната была покинута.
Симоне не расплакалась, но подумала, что все теперь имеет привкус слез и тревоги — так капля молока делает прозрачную воду мутной. Она старалась упорядочить мысли, не смея думать о Беньямине, не позволяя себе провалиться в страх.
11
13 декабря — день святой Люсии, один из любимых шведских праздников. «Люсия разгоняет тьму». По традиции в этот день проводятся шествия со свечами и пекутся особые шафрановые булочки.
На кухне горел свет.
Кеннет постелил на стол бумажную скатерть. Возле раковины стояло полицейское радио. Из аппарата доносился журчащий шум. Кеннет недолго постоял с отсутствующим видом, потом потер подбородок.
— Хорошо, что ты немножко поспала.
Симоне покачала головой.
— Сиксан?
— Да, — буркнула она, подошла к крану, набрала в ладони
Кеннет написал что-то на листе бумаги, отодвинул его в сторону и сделал пометку в большом блокноте на пружинах. Симоне села на стул напротив отца и попыталась сообразить, куда Юсеф мог увезти Беньямина, как он мог попасть в их квартиру и почему он забрал именно Беньямина, а не кого-то другого.
— Счастливый сын, — прошептала она.
— Что?
— Нет, я так…
Симоне вспомнила, что Беньямин по-еврейски — счастливый сын. Рахиль из Ветхого Завета была женой Иакова. Иаков четырнадцать лет работал, чтобы жениться на ней. Рахиль родила двух сыновей — Иосифа, того, что толковал сон фараона, и Беньямина, [12] счастливого сына.
12
Т. е. Вениамина.
Лицо Симоне исказилось от сдерживаемых рыданий. Не говоря ни слова, Кеннет потянулся к дочери и обнял ее за плечи:
— Мы найдем его.
Она кивнула.
— Я получил вот это как раз перед тем, как ты проснулась. — Кеннет постучал по лежащей на столе папке.
— Что это за бумаги?
— Ну ты знаешь, дом в Тумбе, где Юсеф Эк… Это рапорт об осмотре места преступления.
— Ты разве не на пенсии?
Кеннет улыбнулся и подтолкнул папку к дочери. Симоне открыла ее и прочитала подробный отчет об отпечатках пальцев, отпечатках ладоней, следах волочения тел, волосах, частицах кожи под ногтями, повреждениях на лезвии ножа, спинном мозге на домашних тапочках, крови на телевизоре, крови на круглой бумажной лампе, на половике, на занавесках. Из кармашка папки выскользнули фотографии. Симоне постаралась не смотреть, но мозг успел зафиксировать страшную комнату: обыденные предметы, книжные полки, подставка для стереоустановки — все залито черной кровью.
На полу изуродованные тела и части тел.
Симоне замутило; она встала и подошла к раковине.
— Прости, — сказал Кеннет, — я не подумал… Иногда я забываю, что имею дело не только с полицейскими.
Симоне зажмурилась, вспомнила перепуганное лицо Беньямина и темную комнату с остывшей кровью на полу. Наклонилась, ее вырвало. Потеки слизи и желчи протянулись по кофейным чашкам и столовым ложкам. Прополоскав рот, она услышала, как громко пульсирует в ушах, и испугалась, что становится законченной истеричкой.
Стараясь дышать спокойно, Симоне вцепилась в кухонную раковину, собралась и взглянула на Кеннета.
— Ничего страшного, — слабо сказала она. — Я просто не могу связать это с Беньямином.
Кеннет принес одеяло, укутал ее и осторожно усадил на стул.
— Если Юсеф Эк увез Беньямина, значит, он чего-то хотел, ведь так? Раньше он не делал ничего подобного…
— Кажется, я не могу, — прошептала Симоне.
— Позволю себе предположить: по-моему, Эк искал Эрика. Не найдя его, он забрал Беньямина, чтобы потом обменять его на Эрика.