Гипноз твоих глаз
Шрифт:
Лера выставила перед собой ладонь и уставилась внимательно на пальцы и линии судьбы. Приказала себе забыть про флешку и триггер для воспоминаний, как только пальцы сожмутся в кулак. Начала медленно, почти незаметно для глаз сгибать пальцы.
Через пару минут она с недоумением поймала себя на том, что смотрит на сжатый кулак. Попыталась сообразить, в чем была цель транса, но так и не вспомнила.
В этот же миг дверь раскрылась и в комнату шагнул Лысый, бережно неся в руке небольшой черный чемоданчик, размера А три приблизительно.
Глава 20
Выглядел
Ваграм упоминал, что его подчиненные свято пекутся об интересах хозяина. Оставалось уповать на то, что это правда, что желание свести личные счеты не перекроет тут служебные интересы. Лера поспешно затараторила:
— Я погрузила себя в транс и заставила забыть нужную вам информацию. Теперь ни вы, ни я не сможем извлечь ее из моей памяти.
Лысый ничего не ответил, радостно моргнул голыми веками — мол, попытку блефа заценил, двигаем дальше и на всю мощь включил тяжелый металл. Звуки вылетали из компактной, но невероятно мощной колонки. Затем он приглушил аудио и заявил:
— Когда надумаешь признаться, кивни, — и снова помещение наполнилось хриплым ревом далеких монстров.
Он схватил Леру каменными пальцами за больное плечо и насильно втолкнул в кресло, которого она до последнего сторонилась. Завязал ремни, несмотря на отчаянные трепыхания. С каждым новым обхватом кожаных уз ее тело прирастало к креслу, постепенно сливаясь с ним в неотрывное целое. Самым противным оказался последний ремень на горле. Стоило чуть-чуть шевельнуть головой, как тот врезался в шею и затруднял дыхание. Пришлось прижаться к кожаной обивке и замереть. Все. Ловушка захлопнулась.
Девушка дрожала от страха, судорожно втягивая в себя воздух, но его все равно не хватало. Она начала умолять этого бездушного робота ее отпустить. Но без толку, девичий голос тонул в невообразимом шуме. Только теперь стало понятно: предложение кивнуть оказалось злой издевкой. С туго затянутым ошейником не то что кивнуть, а даже шевельнуться стало невозможно без угрозы удушья.
Потом началась мука. Из-за привязанной головы она мало что видела, но кажется, в ее пальцы вонзались иголки. Снова и снова. Боль пронзала все тело. Ей не верилось, что обычная игла способна причинить такие страдания.
Когда она перетаскивала Богдане дрова в поленницу, то не единожды ковырялась потом в пальцах иголкой, чтобы вытащить занозы, но тот дискомфорт с этой пронзительной болью не шел ни в какой сравнение!
Время от времени мучитель заглушал какофонию, обхватывал ее голову обеими руками и долго смотрел в глаза. Темным, свинцовым до тошноты взглядом. Спрашивал, где флешка. Лера плакала, клялась, что не помнит и тогда все начиналось по новой. Казалось, издевательство длилось несколько дней. Умом она понимала: раз Лысый даже не вышел наружу ни разу, не могло пройти больше нескольких часов…
Внезапно все закончилось. Пальцы ныли, скулили от боли в голос вместе с Лерой, но через какое-то время все стихло.
Не сразу она поняла, что замолчала колонка, терзавшая барабанные перепонки, и от этой
— Неплохо держишься для изнеженной фифы.
— Я не помню ничего, идиот, — пролепетала девушка, но идиот лишь уважительно кивнул — он всерьез решил, что Лера держит марку крутой шпионки. Он подошел к чемоданчику, простерилизовал свои иглы спиртом, кажется, — с чего он вообще печется об их стерильности? — и, немного поразмыслив вынул клещи. Вы серьезно? Огромные, устрашающие клещи несовместимы с ее хрупким, слабым телом! От ужаса Лера завизжала так, что на самой высокой ноте сорвала голос. Тогда она мотнула головой и зашипела:
— Я не вспомню ничего, даже если ты причинишь мне невыносимую боль! У меня сердце слабое! Убьешь меня — и данные с флешки попадут во все медиа каналы страны! Босс тебя тогда собственноручно пристрелит, не сомневайся!
Почему эта спасительная мысль не пришла к ней в голову раньше? Как бы то ни было, Лысый после этой тирады подбоченился и теперь задумчиво переводил взгляд с Леры на клещи. Затем неопределенно мотнул головой. Такое движение могло означать как «не то, чтобы я тебе верю…», так и «ну, допустим ты не врешь…». Что бы он ни подразумевал, палач не спеша, очень бережно отложил клещи в свой чемоданчик. Перед тем, как он вышел, Лера жалобно простонала:
— А развязать?
— Влом. Так сиди. Не сахарная, не растаешь.
— Хотя бы воды принеси.
Лысый то ли кивнул, то ли мотнул головой и захлопнул за собой дверь.
Лера осторожно попробовала пошевелить руками. Ремни не позволяли широкую амплитуду, но все равно стало понятно, что ее здоровье значительно не пострадало. Очевидно, все эти болевые точки, на которые воздействовал Лысый, не нарушали общей физиологии организма. Сердце у девушки было надежное, — иначе такую боль просто не выдержать! — и теперь оно ровно отстукивало положенный ритм.
Ей ужасно хотелось в туалет, и она пожалела, что постеснялась воспользоваться ведром, когда была такая возможность. Если бы знать, сколько ей предстояло провести времени в одиночестве, было бы не так страшно.
Через целую вечность, а может и через пять минут после ухода Лысого в двери щелкнул замок, железная ручка плавно опустилась, и в комнату вошла Зара, та самая изумительной красоты женщина. Кажется, в ее глазах мелькнуло сострадание, прежде, чем она отвернулась, но какая Лере польза от чужого сострадания, если оно крепко спаяно со страхом или нездоровой преданностью злу?
Зайдя в пыточную, женщина затащила за собой толстый, кремовый матрас и сразу растеряла все свое очарование, став частью Лериных мучений. Выходит, она не только заботилась о монстре, но и к его жертвам имела непосредственное отношение. Она знала и про это ужасное место, и про пострадавших. И все равно подавала своему хозяину великолепный кофе со специями, грустно при этом улыбаясь.
Лера прошептала:
— Все болит и ужасно хочется в туалет…
Ноль реакции. Женщина деловито пристраивала матрас в углу комнаты — тот занял половину свободного пространства. Лера напрягла вовсю натуженный голос и прохрипела: