Гипсовый трубач
Шрифт:
Коля, демонстрируя дисциплинированную расторопность, на полной скорости затормозил у ступенек. Но Валентина Никифоровна, одетая в изящную норковую шубку персикового цвета, не обратила на прибывших внимания. Она рассматривала бумагу, которую ей показывал, что-то поясняя, Дадакин, затянутый в кожаное пальто с шалевым воротником. Сплошная покачала головой, капризно стегнула помощника Главначфукса по плечу перчаткой, но листок взяла и сунула в крокодиловую папочку, затем, стуча каблучками, спустилась по лестнице и подошла к машине. Обнаружив на переднем сиденье Маргариту Ефимовну с собакой, бухгалтерша нахмурилась, но сдержала недовольство и села сзади, потеснив Кокотова с Валюшкиной. Салон сразу наполнился свежим дорогим запахом. Для начала Валентина
— Вперед! Быстрее!
Водитель рванул с места, скребя шипованной резиной асфальт и взметая грязную талую воду из выбоин. Однако возле разгруженного КамАЗа Сплошная приказала притормозить, опустила стекло и крикнула шоферу, лениво закрывавшему борт:
— Передай своим: еще раз сорвете график, разорю штрафами! — после этого она ткнула Колю кулаком в спину, как кучера, и, повернувшись к Кокотову, спросила ласково: — Как долетели, Андрей Львович?
— Спасибо, нормально…
— Отлично выглядите!
— А вы так просто расцвели! — не удержался писодей.
— Да что вы! Столько работы! Как песик? — Бухгалтерша, словно не заметив Нинку, обратилась к Маргарите Ефимовне.
— Скучает, — довольно холодно ответила вдова.
Похоже, она знала про ипокренинские похождения мужа и, вопреки завету Сен-Жон Перса, особой радости по этому поводу не испытывала. Оно и понятно: ревность, как икота, состояние непроизвольное и разуму неподвластное. Удивило Кокотова другое: бывшая староста тоже поджала губы, отвернувшись к окну, и строго смотрела на разбитую обочину. А ведь Нинка-то ничего не могла знать о разовом путешествии Кокотова по муравьиной тропке! Тем не менее она что-то почуяла и насупилась. Вероятно, у женщин есть какой-то малоизученный телепатический орган, который позволяет им безошибочно определять бэушных соперниц.
— А где же ветераны? — поинтересовалась Маргарита Ефимовна, особой интонацией подчеркивая превосходство верной жены над дамами нестрогого поведения.
— Как — где? Кто на кладбище, кто в номерах, кто гуляет… — грустно улыбнулась Сплошная, давая понять, что женщине с непростой судьбой ведомо то, о чем верные домохозяйки даже не догадываются.
— Но мы видели только Проценко… — смутилась вдова.
— А он там теперь всегда сидит после обеда. Переваривает…
— Ему все еще возят обеды из ресторана? — съехидничал Кокотов, намекая на знаменитые кондиции.
— Он сам их себе заказывает. Иногда даже из «Метрополя».
— ???
— А вы разве ничего не знаете?!
— Нет.
— Серьезно? — Валентина Никифоровна глянула на писодея с теплой иронией — так женщины, добывшие лучшей доли, смотрят на своих прежних, непреуспевших мужчин.
— Серьезно…
— Ну, тогда расскажу…
…В конце 70-х Малый театр ездил на гастроли в Лондон и возил туда «Виндзорских проказниц». На спектакль пожаловал сам сэр Лоуренс Оливье, барон Брайтонский, директор Национального театра, в прошлом муж сумасбродной и загадочной Вивьен Ли. Проценко играл Фальстафа и привел Оливье в неописуемый восторг. Сэр Лоуренс сказал после спектакля: «Я думал, на планете Земля всего один забавный актер — я. Оказывается, нас двое!» В общем, барон Брайтонский пригласил Георгия Кирилловича к себе в гости в Стейнинг, познакомил с молодой женой Джоан, которая приготовила для гостя суссекский пудинг. Блюдо очень понравилось русскому Фальстафу, и, слопав три порции, он заявил, что готов есть такую запеканку каждый день — на завтрак, обед, ужин и даже на десерт. Переводил застольную беседу начинающий актер Шубин, его, несмотря на звание старшего лейтенанта, на сцену пока не выпускали. Сэр Лоуренс, изрядно хвативший выдержанного виски, расхохотался и пообещал гостю, что учтет его желание, когда будет составлять завещание. Эти странные слова Шубин не стал переводить во избежание недоразумений.
Распрощавшись с гостеприимными хозяевами и оставив им на память жостовский поднос с хохломскими рюмками,
— Что. Такое. Геронтотерапия? — спросила она с плохо скрываемой неприязнью.
— Это. Очень. Просто! — передразнила бывшую старосту бывшая бухгалтерша. — Ты молодой, богатый, красивый, а жить не хочется. Тебя приводят к старикам, которым завтра помирать, а они живут и радуются каждому дню, каждой котлетке… Понимаете?
— Да, любопытно, — согласился Кокотов. — И кто же это придумал?
— Американцы. Кто ж еще? Стариков хотели рассовать по интернатам. А я прочла в Сети про геронтотерапию и рассказала Эдику. Знаете, Эдуард Степанович — глубоко верующий человек!
— Это он тут церковь строит? — ехидно уточнил Андрей Львович.
— Часовню. Когда Лапузина нам предложила, он сразу же согласился и включил в смету… — с готовностью объяснила Валентина Никифоровна.
— Наталья Павловна? — вздрогнул бывший вожатый.
— Она! Прикатила целой делегацией: с мужем, подружкой, и отца Якова с собой привезла. Он потом у нас три дня жил — Жукова-Хаита окормлял. Очень интересный батюшка!
— С мужем?! — почти вскрикнул писодей.
— Да, с мужем. Они снова сошлись, чтобы не делиться. А вы не знали? Приятный такой мужчина, солидный, но бодрый! — сообщила Сплошная с мстительной беззаботностью, явно приготовленной заранее. — Он, кажется, профессор, а занимается почему-то строительством. Цену за часовню такую заломил, я вам скажу…
— Сен-Жон Перс говорил, что на вере не экономят, — вставила вдова. — А еще он сказал…
— Подружка — Алсу? — перебил Кокотов, чувствуя, как насторожилось рядом Нинкино тело.
— Вроде Алсу. Косоглазенькая. Кстати, Наталья Павловна давно просила вам передать, если увижу… — бухгалтерша порылась в портфельчике. — Вот это…
Она с улыбкой протянула Андрею Львовичу фаянсового трубача. Писодей бережно принял холодную фигурку в ладони и рассмотрел с нежной грустью: те же ультрамариновые штанишки, та же вскинутая головка, те же щечки, округлившиеся в духовом усилии, тот же крошечный горн, отливающий позолотой…
— Что это? — встревожилась Валюшкина.
— Так… сувенир… — равнодушно отозвался Кокотов, пряча трубача в карман.
— Понятно, — ревниво усмехнулась Нинка.
— А за цветочками-то мы заедем? — жалобно спросила вдова.
— Не волнуйтесь, Маргарита Ефимовна, у кладбища целый рынок! — успокоил Коля.
— Димочка любил желтые розы! Я ко дню рожденья ему всегда дарила!
— Там всякие есть.
XII. Подвиг игровода
И Кокотов зажмурился от стыда.