Гитлер и Я. Моя борьба с фюрером

Штрассер Отто

В своей новой «Программе национального и социального освобождения немецкого народа» КПГ провозглашала: «Мы, коммунисты, заявляем, что после свержения власти капиталистов и помещиков, после установления диктатуры пролетариата в Германии… будем проводить следующую программу, которую мы противопоставляем национал-социалистической демагогии: мы расторгаем грабительский Версальский “мирный договор” и план Юнга и аннулируем международные долги и репарационные платежи. Придя к власти, мы безжалостно покончим с банковскими магнатами, проведем пролетарскую национализацию банков и аннулируем задолженности немецким и зарубежным капиталистам… Лишь молотом пролетарской диктатуры можно разбить цепи плана Юнга и национального угнетения… Поэтому мы призываем всех трудящихся, которые все еще находятся во власти фашистских обманщиков, вступить в ряды армии пролетарской классовой борьбы…» В соответствии с этой программой коммунисты попытались переманить на свою сторону революционно-пролетарские элементы из лагеря нацистов.

19 марта 1931 года депутат рейхстага от коммунистов

и одновременно руководитель военного аппарата Ганс Киппенберг зачитал рейхстагу послание лейтенанта в отставке Рихарда Шерингера. В нем осужденный за нацистскую пропаганду в армии офицер заявил о резком изменении своих взглядов. «Когда мы, ульмские офицеры, содействовали распространению в армии идей национального и социального освобождения, – говорилось в написанном в тюрьме Гольнов заявлении, – по доносу был издан приказ о нашем аресте. После семимесячного предварительного заключения в Лейпциге мы были приговорены к полутора годам заключения в тюрьме… Мы… считали НСДАП олицетворением наших идей. Кто сравнивает сегодня практическую политику национал-социалистических руководителей с их радикальными идеями, тот видит, что их действия сильно противоречат тому, что они говорят и пишут и что мы от них ожидаем». Затем следовали 9 пунктов, в которых Шерингер доказывал, что руководители НСДАП в последние месяцы отказались от социализма. Эти доказательства были явно написаны под диктовку его коммунистических товарищей по заключению и заканчивались утверждением, что нацистское руководство явно доказало свой реакционный характер. И совсем в коммунистическом духе Шерингер продолжал: «Капиталистические западные державы вновь сплотились для подавления и эксплуатации трудящейся Германии и для агрессии против русской Советской республики… Лишь в союзе с Советским Союзом, после разрушения капиталистической системы в Германии мы можем быть свободными. Поэтому я отказываюсь окончательно от Гитлера и фашизма и как солдат вступаю в ряды истинного пролетариата!» Исходя из вышеизложенного, Шерингер делал логический вывод: «Ближайшая задача – подготовка народной революции в Германии, отмена договоров о контрибуциях и революционная война против возможной интервенции капиталистических западных держав».

Под влиянием этого нового курса в КПГ перешло большое количество национал-большевиков, бывших фрайкоровцев и нацистов, руководителей националистического молодежного (Эберхард («Туск») Кёбель, Герберт Бохов, Ганс Кенц и др.) и крестьянского движения (т. н. «Ландфолькбевегунг»). КПГ резко увеличила как свою численность, так и количество получаемых на выборах голосов.

Однако надо отметить, что все же несравнимо большее количество бывших фрайкоровцев и членов националистических союзов перешло в НСДАП и СА, особенно во второй половине 1932 года. Это было связано не в последнюю очередь с тем, что к тому времени «курс Шерингера» КПГ фактически был снят с вооружения. В Москве после прихода к власти правительства западника Франца фон Папена приняли решение переориентироваться на союз с Францией, в связи с франко-советским сближением руководство КПГ получило приказ из Москвы сворачивать свою кампанию против Версаля.

После прихода Гитлера к власти национал-большевистское движение было ликвидировано. В том виде, как оно существовало в Веймарской республике, – в виде пропагандистских групп, оно существовать дальше не могло. Участники его эмигрировали (Карл Отто Петель, Ганс Эбелинг) или подверглись репрессиям (Эрнст Никиш). Журнал «Видерштанд» («Сопротивление»), издававшийся Никишем, был закрыт в декабре 1934 года. В 1937 году гестапо арестовало около сотни сторонников Никита. Сам он в 1939 году был приговорен народным судом к длительному сроку тюремного заключения. Однако неожиданный успех национал-большевистское движение имело на другом поприще – а именно в шпионаже в пользу СССР. Знаменитую берлинскую «Красную капеллу» возглавляли три человека – все бывшие национал-большевики: Харро Шульце-Бойзен (бывший редактор «Гегнер»), Арвид Харнак (1901–1942) (секретарь «Арбплана» – «Сообщества по изучению советского планового хозяйства» – одной из национал-большевистских организаций, которую вдохновляли идеи профессора Фридриха Ленца) и Адам Кукхов (1887–1943) – бывший редактор «Ди Тат». Шпионажем в пользу СССР занимались также Беппо Рёмер со своими бывшими оберландовцами, Герберт Бохов и другие, на разведаппарат КПГ работали Ганс Эбелинг и доктор Карл Хеймзот, имевший, кстати говоря, в советской разведке забавный псевдоним «доктор Хитлер».

Кроме того, идеи национал-большевизма оказали определенное влияние на группу полковника Клауса Штауфенберга, что неудивительно, ибо сами братья Штауфенберги в юности находились под большим влиянием идеологии «консервативной революции».

Почему же идеи национал-большевизма не получили большего размаха в Веймарской республике и движение это не перешагнуло рамок относительно немногочисленных кружков и групп (хотя в начале 1933 года в Берлине Эрнст Никиш, Карл Отто Петель и др. сделали попытку выставить единый национал-большевистский избирательный список во главе с лидером крестьян-террористов Клаусом Хеймом, Карл Отто Петель одновременно опубликовал «Национал-большевистский манифест», но было уже слишком поздно).

По нашему мнению, причин здесь несколько. Во-первых, большую часть потенциальных сторонников национал-большевизма все время привлекала к себе НСДАП, особенно в своем штрассеровском варианте, кроме того, после раскола 1930 года многие из них прямо вступили в организацию революционных

национал-социалистов Отто Штрассера. Во-вторых, принятие КПГ в августе 1930 года «Программы национального и социального освобождения германского народа» (т. н. «Шерингер-курс») и тезиса о «народной революции» увело от национал-большевизма в ряды компартии значительную часть вожаков и активистов (Беппо Рёмер, Бруно фон Саломон, Бодо Узе, Карл Дибич и многие другие), а также возможных избирателей. В-третьих, отсутствие в рядах национал-большевистского движения такого харизматического лидера, как Адольф Гитлер, или даже таких ярких, значительных политиков, как нацисты Грегор Штрассер, Герман Геринг, Иозеф Геббельс или коммунисты Хейнц Нойман, Вилли Мюнценберг, Герман Реммеле, привело к раздроблению движения, отсутствию четкой организации на деле (на словах подобных призывов хватало). Думается, даже в случае объединения всех национал-большевистских групп с революционными национал-социалистами Отто Штрассера, а также другими левонацистскими группами типа Хельмута фон Мюкке, Ульриха Ольденбурга, Вальтера Стеннеса и т. д. у них в силу вышеизложенных причин не было никаких шансов стать массовым движением в конкретной ситуации того времени. Для достижения стадии объединенного движения, как было показано ранее, нужна более высокая зрелость объективных и субъективных причин, его определяющих.

Этого никак не скажешь о КПГ. Эта партия в качестве конкурирующего с НСДАП тоталитарного движения реально могла претендовать на власть в Германии. Для читателя отнесение партии Розы Люксембург к конкурирующему с нацистами тоталитарному движению может показаться несколько страдным, поэтому вот лишь несколько общеизвестных фактов из истории Веймарской республики, показывающих, насколько идиотскими выглядят убеждения некоторых историков в том, что предотвратить приход Гитлера к власти мог союз КПГ и СДПГ – «единый фронт» против нацизма. В 1925 году на президентских выборах КПГ выставляет своего кандидата (Эрнста Тельмана) и во многом способствует этим победе Гинденбурга (его поддерживала НСДАП и крайне правые партии) над кандидатом Народного блока (куда входили СДПГ и либералы). В конце 20-х – начале 30-х годов в Германии не было ни одного серьезного случая сотрудничества на руководящем уровне КПГ с СДПГ, притом что совместные акции коммунистов с НСДАП, не говоря уже о левых нацистах и национал-большевиках, имели место, и довольно часто. Например, совместный митинг в Берлине 20 октября 1930 года, где выступали коммунист Хейнц Нойман и нацист Йозеф Геббельс (присутствовало 300 членов КПГ и 1200 членов НСДАП), отнюдь не был единичным явлением, подобные митинги, дискуссии в Берлине проводились неоднократно. Имели они место и в других городах, например в Бремене и Биефеле в начале 1931 года. Особенно известна борьба обеих партий против Прусского правительства, возглавлявшегося СДПГ. В августе 1931 г. КПГ и НСДАП вместе голосовали за референдум по вопросу о его роспуске; в апреле 1932 года в «Роте Фане» был выдвинут провокационно звучащий лозунг «Красный натиск на “Красную Пруссию”», после чего в июне 1932 года при помощи КПГ нацист был избран председателем прусского ландтага, а в июле того же года канцлер фон Папен, опираясь на парламентское большинство из НСДАП, КПГ и правых, ликвидировал социал-демократическое правительство Пруссии. Широко известна и забастовка транспортников Берлина 3–7 ноября 1932 года, совместно проведенная КПГ и НСДАП.

Параллели между КПГ и НСДАП достаточно очевидны. Необходимо, однако, от выявления лежащих на поверхности параллелей перейти к анализу исторических и особенно социальных корней тоталитарных движений во всех его вариантах.

КПГ отнюдь не была в начале 30-х годов «партией рабочего класса», как это долгое время пытались представить. Другое дело, что она стремилась стать ею, но ведь это же можно сказать и о национал-большевиках, штрассеровцах и даже НСДАП.

Даже в относительно благополучном 1927 году только 53,2 % членов КПГ имели работу (в 1928 – 63,3 %, в 1929 – 51,9 %). Затем и без того огромный процент безработных членов партии катастрофически возрос, таким образом, можно согласиться с мнением немецкого историка Г.А. Винклера о том, что КПГ «была партией безработных».

В феврале 1932 года в КПГ из 360 тысяч членов (в 1929 году их было 116 тыс.) лишь 11 % являлись рабочими. Весной 1932 года из 6,8 млн немецких рабочих лишь 55 тысяч были членами КПГ. Причем в 1929–1932 годах новых ячеек на предприятиях не появлялось и «на крупных предприятиях организованной работы КПГ не велось». Левая профсоюзная организация, фактически руководимая КПГ, так называемая «Ревпрофоппозиция» (РПО), насчитывала в 1932 году только 35 тысяч членов – меньше, чем НСБО (профсоюз НСДАП).

Таким образом, мы видим, что на рубеже 1929–1930 годов в Германии в результате кризиса сложились два мощных тоталитарных движения. Они включали в себя НСДАП и некоторых ее союзников из правого лагеря, а также КПГ, национал-большевистские группы. Два основных мифа питали эти движения: расово-националистический – преимущественно гитлеровское крыло НСДАП и отчасти ее союзники из правых партий и социалистический, пролетарский – КПГ, национал-большевики, штрассеровское крыло НСДАП.

Почему же победил первый? Во-первых, левый миф был ориентирован только на народные массы, а расово-националистический – помимо «массы» и на группы экономической и военной элиты, которые он стремился если не поставить себе на службу, то хотя бы заставить занять нейтральные позиции; не последнюю роль здесь играл и внешнеполитический аспект – ориентация левого мифа на союз с СССР вела к подрыву национальной независимости и была неприемлема.