Гладь озера в пасмурной мгле (сборник)
Шрифт:
— Вы нас не просто выручили, вы нас спасли!
— Пустяки, Петр Авдеевич.
— Что это вы меня отчеством пугаете? Петя, просто Петя. Как-то он странно оживлен. Суетится…
— Так вот, целесообразно дать их мне, — Петя усмехнулся. — Анна Борисовна в пылу разговора обязательно запропастит деньги где-нибудь в самом неподходящем месте. А вечером сегодня платить.
Нина молча достала из сумки пять легких, словно отутюженных десяток и протянула Пете. Он взял влажными руками и, неожиданно склонившись, припал губами к ее руке.
— Спасительница, —
Странно, подумала Нина, он так заботится о ботинках старухи? Нет, очень подозрительный тип.
Она заглянула в мастерскую и невольно охнула. На последней ступени стремянки стоял Саша — грузный, с остервенелым багровым лицом — и, постанывая от усилий, двигал на себя гипсовый бюст Добролюбова.
— Что вы делаете?! — крикнула Нина, подавшись к нему. — Вы убьетесь!
— Отой-ди-те! — простонал Саша, обхватив бюст и нашаривая ногою следующую вниз ступеньку.
— Да, голубчик, не мельтешитесь под ногами, — добродушно заметила старуха, помешивая в стакане ложкой. — Александр сколочен неплохо, ему полезны физические упражнения.
Наконец, ступень за ступенью, Саша сполз по стремянке. Это выглядело отработанным цирковым номером. Свалив в угол бюст Добролюбова, он упал на стул и, закинув голову, минуты три шумно отдувался.
— Ноги дрожат, — пробормотал он слабым голосом.
— Молодец, — старуха с удовлетворением посматривала на освободившиеся антресоли. — А теперь неплохо бы закинуть туда вон ту обнаженную.
— Нет уж, спасибо! — возмутился Саша.
— Да она вдвое легче, ей-богу!
— Пусть Петя ставит!
— Что ты заладил: «Петя, Петя!» Петр Авдеевич отважен, как корабельная крыса… А ты моя надежа и опора, хоть и болван порядочный.
— Знаете что!
«А ведь можно было и не заходить сюда, — подумала Нина, слушая их перебранку, — отдала деньги, и ладно…»
Она уже собиралась встать и уйти, но неожиданно это сделал Саша. Нина даже прослушала, какая именно реплика старухи вывела его из себя окончательно.
Массивный, с вспотевшим взволнованным лицом, Саша вскочил и, топая, бросился мимо Нины к дверям, на ходу бормоча что-то отрывистое, вроде «невыносимо… кто угодно… всякому терпению…».
В коридоре он рванул с гвоздя пальто, так что затрещало, и захлопали двери — сначала коридорная, потом входная, потом все затихло, и тогда стало слышно, как в ванной льется вода и насвистывает Петя.
Нина молчала.
Анна Борисовна потянулась к чайнику и, наливая себе чай, сказала с явным удовольствием:
— Сашка — нежнейшая душа. Не смотрите, что рожа совершенно кирпичная.
Нина, которой Сашино лицо вовсе не показалось кирпичной рожей, сухо заметила:
— Мне кажется, он оскорблен и не придет больше.
— Чепуха! — весело отозвалась старуха. — Завтра и придет… Извиняться не будет, врать не стану, он дурно воспитан. Сделает вид, что забежал на минуту — поднять
Нина вежливо отмолчалась, не зная, что на это ответить. В мастерскую заглянул Петя — все с мокрыми руками, упаренный. Видимо, он почувствовал некоторое напряжение и насторожился:
— А где Саша?
— Умчался, — невозмутимо ответила Анна Борисовна. — Дела у него. Должно быть, амурные. Волновался так, что лыка не вязал… А ты что, еще не все лохани перемыл?
— Там кое-что прополоснуть осталось…
Похоже, переступив порог мастерской, он становился хмуро-величавым, во всяком случае, от коридорной его суетливости и следа не осталось. Между прочим, подумала Нина, могли бы чаю предложить.
— Отчего вы Нину чаем не поите? — спросил Петя.
— Да! Нина, милая, здесь ведь у нас без пируэтов. Каждый ухаживает за собой, ну… и за мною немножко. Вот, кстати, подайте-ка сыр и масло. А может, вы и бутерброд смастерите?.. Благодарю, очень ловко у вас выходит. У меня, например, бутерброды всегда падали маслом вниз, гостям на костюмы… Я всю жизнь была чудовищно бестолкова в хозяйстве… Петя, что ты уставился на окно с глубокомысленным видом?
Не вынимая изо рта изжеванный окурок, Петя пояснил шепеляво:
— Гляжу, щели пора конопатить. Морозы на носу…
— В этом доме прошу о носе не упоминать! — воскликнула Анна Борисовна, подалась к Нине и продолжала доверительно: — Знаете, однажды я шла с женихом по улице. Это был весенний упоительный день, незадолго перед свадьбой. Я шла с женихом, вы понимаете меня? И мне было смехотворное количество лет, мелочь какая-то, не то девятнадцать, не то двадцать… Я была очень глупа и очень счастлива. И вдруг какой-то паршивец мальчишка, пробегая мимо, крикнул: «Нос на двоих рос!» И все померкло. Все для меня померкло.
— Зато с того дня вы сильно поумнели, — спокойно и насмешливо заметил Петя. Он бросил окурок в помойное ведро под лестницей, вздохнул устало: — Ладно, пойду достираю… А вы, Нина, разговорите Анну Борисовну, она вам много чего расскажет…
Едва Петя вышел, Анна Борисовна наклонилась к Нине и заговорила негромко, торопясь и поглядывая на дверь:
— Я ведь ждала вас, ждала, да. Вы представляетесь мне вполне толковым человеком. Постойте, только не перебивайте. Нужен совет. Нужны нормальные мозги. Мои никуда не годятся, и не только потому, что я старая калоша, а потому, что всю жизнь была страшной идиоткой в житейских делах… Вот что, Нина, скажите честно — вы соображаете что-нибудь в законах?