Гладиаторы «Спартака»
Шрифт:
Яд уже начал действовать. Глаза всех трех итальянцев подернулись некоей мечтательной дымкой и закатились, движение крови по артериям и венам становилось все медленнее и медленнее. Проникнув в кровь, препарат настолько быстро замедлил ее движение по сосудам, сделал ее столь вязкой и густой, что сердце уже не справлялось с перекачкой этого густого сиропа, кислород вместе со свежей кровью уже не поступал в нужном количестве в мозг, сознание становилось пульсирующим, пока не пропало совсем. А с ним и жизнь.
— Одно хорошо, смерть была безболезненной, — усмехнулся сержант.
Однако
Надо было уходить.
Вывернув гибкое еще тело так, что кисти рук снова оказались на коленях, а не на пояснице, Поль нашел ключи от наручников на поясе одного из карабинеров. Несколько мгновений виртуозной работы, и наручники расстались с усталыми запястьями.
— Ишь ты... Через Интерпол они все узнали. И как быстро! Недаром босс говорит: «Кто владеет информацией, владеет всем».
Сержант открыл окно. До тоннеля оставалось еще минут пятнадцать ходу. Поезд войдет в тоннель без него. Его задача: подняться на гору, сквозь которую прорезан тоннель, выйти на автомобильную дорогу, захватить машину и уйти. В конце концов, преодолеть итало-французскую границу не представляло труда. Даже при том, что итальянцы могли выставить специально для него кордон. Он оставит машину километров за пять. И уйдет через горы. Слава Богу, выносливость есть. Через три-четыре часа он уже будет там, на родине.
Верду усадил мертвых «поудобнее». Сам не знал, почему это сделал. Тот факт, что после его ухода их найдут и объявят тревогу, ничего не меняло в его сценарии. Может быть, потому он это сделал, что всегда работал один, без чистильщика, и привык «зачищать» место акции даже внешне.
— Чтоб все было аккуратно, — сказал сам себе Поль. И добавил: — Это ж надо, как они меня быстро вычислили! Сплошная кибернетика, черт бы ее побрал! Похоже, таким, как я, на смену идет новое поколение.
ГЛАВА 3
ЛАЗЕР ПРОТИВ ЛАЗАРЯ
Кофе, несмотря на опущенные в него три кусочка сахара, явно горчил.
— Уж не отравить ли вы меня решили, Лазарь Моисеевич? — кокетливо рассмеялась, обнажив белоснежные зубы и сделав вид, что набрасывает на обнаженные плечи (а на самом деле еще более их раскрывая) черно-красную шаль, спросила Наталья Ивановна Романченко.
— До смерти — никогда, — отшутился невысокого роста, стройный, как испанский идальго, черноволосый господин лет сорока.
Впрочем, и его невысокий рост, и подчеркнутая смокингом стройная фигура не были заметны на первый взгляд, поскольку заместитель директора Государственного музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина Лазарь Моисеевич Каменецкий, как и его визави, дама в вечернем платье с ниткой фальшивого, но очень хорошего жемчуга на полной белой шее, сидели друг против друга в глубоких старинных креслах.
— Это как это, как это? — сделала вид, что заинтересовалась, директор Музея изобразительного искусства Республики Карелия Наталья Ивановна Романченко.
— Я
— Полноте, друг мой, о чем вы? Я уж пять лет замужем...
— За знаменитым драматургом и историком, который, кажется, немного меньше вас ростом.
— Вы правы. Он примерно вашего роста. Так же умен, обаятелен, талантлив.
— Ах, льстите, ах, льстите, Натали...
— Никогда — это мое кредо. Никогда не говорю мужчинам неправды.... Лучше горькую правду, чем сладкую ложь.
— А как же так? Вы в Петрозаводске, он — в Москве....
— Прекрасно уживаемся. Когда у двух доминирующих в стае особей нет совместного ведения хозяйства, это, не поверите, необычайно укрепляет семью. Да и частенько удается приехать в Москву. А муж часто бывает в Карелии. Он обожает нашу древнюю живопись.
Прием по поводу презентации новой книги доктора искусствоведения Егора Патрикеева «От Рублева до Врубеля. От Дюрера до Дали», посвященной истории русской и западноевропейской живописи разных эпох, закончился довольно поздно. Был понедельник. В музее — выходной. Для посетителей. А так музей и в свои выходные работал — проводились экспертизы, стучали на машинках и всматривались в экраны компьютеров (в зависимости от информационной продвинутости) научные сотрудники, устраивались презентации.
Когда гости разошлись, заместитель директора Музея имени Пушкина и директор Карельского музея остались в большом кабинете, заставленном старинной мебелью, стеллажами с уникальными альбомами, вдвоем.
Каменецкому всегда нравилась эта роскошная, рослая, красивая, скрыто эротичная женщина. И потому, что ему вообще нравились такие женщины, и потому, что она в самом деле была чудо как хороша в свои тридцать пять.
И он ей нравился. И потому, что она любила мужчин чуть ниже себя ростом, натянутых как струна, нервных и страстных. И потому, что новый заместитель директора был окружен славой одного из лучших в мире знатоков искусства Северного Возрождения, романтической популярностью у московских любительниц и профессионалок от искусства.
— Почему вашего мужа не было на сегодняшней презентации, Натали?
— Дело в том, что у них с Егором Федоровичем давняя взаимная неприязнь.
— Что так? Не в вас ли источник вражды двух выдающихся людей?
— Увы...! Я здесь ни при чем.
— Почему «увы»? Вы поклонница Патрикеева?
— Нет, для меня он слишком высок — метр восемьдесят.
— Ха-ха, у вас отличный вкус...
— Дело в том, что, если Эрик, кроме драматургии, занимается еще и историей России, то и Патрикеев, кроме того, что доктор искусствоведения и генерал от прокуратуры, тоже занимается историей России, и частенько их интересы к той или иной эпохе совпадают. И тогда... Не было случая, чтобы совпали их оценки тех или иных исторических деятелей, чтобы корреспондировались их взгляды на развитие исторических событий. Они корректно раскланиваются при встрече, но даже руки друг другу не подают.