Гладиатрикс
Шрифт:
«Это уже смешно, — сказала она себе. — Да там никто вообще не заметит ни моего присутствия, ни отсутствия. Ведь не просто так вот уже несколько недель никто не обращался ко мне без веского повода. До меня никому нет никакого дела».
В конце концов девушка решила провести на празднике какое-то время. Пусть Катувольк ее заметит и поймет, до какой степени был не прав. Потом она вернется к себе.
Лисандра резким движением отворила дверь, не давая себе времени в очередной раз передумать.
За те несколько часов, что она предавалась уединенным размышлениям в своем
В проходе, оставленном в ограде, сколоченной на скорую руку, стояли Палка, Катувольк и несколько стражей.
Лисандра приблизилась и ощутила взгляд галла, нацеленный на нее.
— А ну стой, — сказал ей один из стражников.
Это был тот самый македонец, что первым заговорил с нею в день ее прибытия в луд. Он шагнул навстречу Лисандре, велел ей поднять руки и наскоро обыскал.
— Это в самом деле необходимо? — спросила она Катуволька.
Он посмотрел на нее. Его лицо дышало холодом.
«Обиделся», — подумалось ей.
Потом галл ухмыльнулся, чем, кстати, только усугубил ее раздражение. Лисандра весьма не любила ошибаться, когда оценивала про себя чье-либо расположение духа.
— Да, Лиса, — сказал Катувольк. — Необходимо.
— Хватит уже называть меня Лисой! — повысила она голос. — Мое имя — Лисандра!
— Укороти язык, сучка! — встрял Палка, готовый без промедления пустить в ход свой длинный посох. — Побольше почтительности, не то, клянусь богами, я прямо здесь преподам тебе хороший урок!
Лисандра посмотрела на него так, будто во что-то вляпалась и этим чем-то был он. Парфянин побагровел.
— Да ладно тебе, Палка, — сказал Катувольк. — У девочек свободный вечер. Да и у нас тоже, если на то пошло. Давай не будем его портить. — Он снова повернулся к Лисандре. — Там больше сотни девушек собралось.
Катувольк ткнул пальцем в сторону ограждения. Как бы в подтверждение его слов, оттуда донесся взрыв безудержного хохота.
— В большинстве своем это обученные убийцы, — продолжал молодой галл. — Некоторые из них весьма не любят друг дружку. Отсюда и обыск. Это, знаешь ли, простая предосторожность. Мы ведь знаем, каковы женщины. Опрокинут по маленькой чашечке — больше-то им не осилить! — и давай припоминать обиды. Представляешь, что будет, если кто-нибудь еще и оружие туда пронесет?
Лисандра вынуждена была признать его правоту.
— Жду не дождусь, чтобы ты продемонстрировал свою без сомнения титаническую способность поглощать вино не пьянея, — все-таки сказала она.
— Не дождешься, — заявил Катувольк. — Нам туда ходу нет. Незачем девушкам получать в руки оружие того или иного свойства, если
— Я нахожу тебя больше надоедливым, чем неотразимым, — сказала Лисандра.
Катувольк картинно пошатнулся и схватился за сердце.
— Горе мне!..
— Очень смешно, — сказала Лисандра и шагнула мимо него.
Краем глаза она заметила взгляд Палки, исполненный черной злобы. Она шла к пирующим и слышала, как за ее спиной Палка порицал молодого галла за излишнюю мягкость. Ответа Катуволька за общим шумом Лисандра уже не разобрала.
Празднество действительно было в самом разгаре. Иные женщины уже спали, уронив головы на столы. Вино одолело их. Остальные продолжали пить и угощаться едой. Лисандра увидела ячменную кашу, их обычную пищу, но помимо нее Тит обеспечил и мясо, до которого так охочи варварки. Над углями жарились баранина и свинина, аппетитно пахнущий дымок струями поднимался в вечернее небо. Женщины веселились, хохотали и пели песни одновременно на множестве языков. Слух Лисандры выхватывал то одно слово, то другое. Песни ей не понравились. Речь в них шла либо об утраченной любви, либо, наоборот, о радостях плотского соития. Ни того ни другого спартанке не доводилось переживать. Напротив, она привыкла гордиться тем, что ни разу еще не унизилась до подобной слабости тела и чувств.
Лисандра обошла столы стороной и направилась к винным бочонкам, стоявшим в стороне. Она налила себе и стала оглядываться в поисках воды, чтобы разбавить вино, как надлежало, но ее нигде не было видно. Делать нечего, Лисандра пожала плечами, пригубила крепкий напиток и сморщилась от слишком ядреного вкуса.
Тут на ее плечо с силой опустилась чья-то рука. Лисандра вздрогнула и обернулась.
Перед ней стояла Хильдрет. Германка держала в руках кувшин с пивом, ее верхнюю губу украшали пенные усы, свидетельствовавшие о том, что Хильдрет потягивала любимый напиток — по мнению Лисандры, совершенно дрянной — прямо из кувшина.
— Привет, Лисандра! — возбужденно крикнула она на латыни. — Как ты сегодня?
— У меня все хорошо, Хильдрет, — ответила спартанка. — А у тебя?
Подобный обмен фразами уже превращался у них в нечто вроде ритуала.
— У меня тоже все хорошо! — расхохоталась Хильдрет. — Я…— Она вскинула взгляд, пытаясь собраться с мыслями. — Как это правильно сказать? Ах да! Я пьяная, как бочка!
Лисандра подняла бровь и сухо отозвалась:
— Чувствуется.
— Как-как?.. — во все горло закричала Хильдрет.
Лисандра успела уже подметить, что если варвары не понимали сказанного или, наоборот, сами не умели понятно выразиться, то они переходили на крик, почему-то думая, что это поможет делу.
— Точно, — по-другому повторила Лисандра.
Хильдрет снова расхохоталась и похлопала ее по плечу так, что вино выплеснулось у Лисандры из чаши. Германка ничего не заметила и на не очень твердых ногах отправилась дальше, распевая очередную песню на своем грубом наречии.