Глаголь над Балтикой
Шрифт:
...А как строили! Как строили! До того самые большие броненосцы балтийские, "Андрей" с "Павлом", по восемнадцать с половиной тысяч тонн весу имели. А новые линкоры - все двадцать шесть, и даже больше! Все перестраивать пришлось, новые стапели, новые цеха, мастерские - эх, вот это было дело!
Так говорить Николай Николаевич мог часами, однако ж видя слипающиеся глаза Маштакова, тушил свою неизменную сигару и откланивался.
– Пойду я, Николай Филиппович, а Вы давайте, голубчик, спать. Дел завтра ох как много будет...
В общем, все было прекрасно, если бы не... Трусом Николай не был. Но ожидание дуэли все же беспокоило его, хотя и не мешало вкладывать все силы в любимое дело. По большей части кавторанг даже не
Мешало другое - выкраивая время между работой и сном Николай написал и отправил целых четыре письма Валерии, но в ответ не получил ни одного. Такое небрежение и раздражало, и нервировало. Да, Николаю отказали от дома в связи с дуэлью, да, это было правильно, но черкнуть хотя бы пару строчек Валерии Михайловне приличия не воспрещали! За три недели уж хоть одно письмо могло бы дойти, чай не во Владивостоке линкор стоит, а всего лишь в Кронштадте, от Гельсинки всего ничего. А может, все же было письмо от Валерии, да закралась какая-то ошибка в адресе? Впрочем, на душевные метания времени тоже не хватало, однако были ночи, когда Николай не мог заснуть едва ли не до первых петухов...
Впрочем, сколь веревочке не виться, а конец будет. Линейный корабль "Севастополь" завершал все потребные испытания и проверки, что требовали его присутствия в Кронштадте. Как было объявлено в кают-компании, огромный дредноут должен будет вскоре присоединиться к действующему флоту: по распоряжению адмирала, 30 июня "Севастополь" и его брат-близнец "Гангут" должны были бросить якоря на рейде Гельсингфорса. А там уж разберемся и с судом офицерской чести, и с милягой-графом, и с дуэлью, а значит можно будет заглянуть на огонек Валерии...
Но, черт возьми, до тридцатого числа еще целая неделя! Семь дней, сто шестьдесят восемь часов, а в минутах считать и совсем тошно.
Стоит ли удивляться, что "Баян", входящий в Кронштадт, показался Николаю истинным даром Судьбы? Встреча с князем, старым другом, новости из Гельсинки, а быть может - кто знает - весточка от Валерии?
ГЛАВА 5
Улыбающийся Алексей Павлович встретил старого друга прямо у порога своих апартаментов. Едва Николай успел переступить комингс командирского салона, как его кисть жалобно хрустнула, угодив в узкую, изящную, но неимоверно сильную ладонь его лучшего друга. Несмотря на свое, отнюдь не богатырское сложение и немного лишнего на талии, в остальном князь Еникеев был жилист и вынослив, а мощь его рук давно вошла в поговорку. Алексей Павлович это знал и силу свою держал под контролем, никогда не позволяя себе причинить боль излишне крепким рукопожатием. Лишь будучи чем-то расстроен или возбужден до крайности, князь мог нарушить это обязательство, но не стоит и говорить, что подобное происходило крайне редко. Однако же произошло, и Николай ощутил противные, липкие щупальца тревоги - случилось что-то нехорошее.
– Какими судьбами, князь?
– Да вот... правая машина застучала, что с ней случилось - одному Посейдону ведомо, так что пойдем на завод. Пусть господа инженеры разбираются, что там такое с ней - ясным и веселым голосом произнес Алексей Павлович, избегая при этом смотреть Николаю в глаза.
Подхватив кавторанга под руку, князь проследовал с ним к столу, где и усадил гостя, сам же устроился, напротив.
– Выпьешь?
– Да я-то может и не стал бы, но тебе явно не повредит. Что случилось, Алексей? Ты на себя не похож.
Князь крякнул и достал пару чарок с початой бутылкой своего любимого "Фрапэна"
– Неужели так заметно? Николай, за новости,
– Валерия?!
– Тьфу!!! Да все в порядке с твоей дамой, насколько я знаю, живехонька и здоровехонька, чего б ей сделалось-то. Ты вообще о чем-то, кроме своей зазнобы думать в состоянии?
– Могу, конечно.
– Тогда давай за встречу. И... не буду больше ходить вокруг да около. Суд не признает тебя оскорбленным, друг мой, и это просто хуже некуда.
У Николая словно двенадцатидюймовая пушка с плеч свалилась, и он в голос расхохотался. Князь смотрел на него с недоумением.
– Значит, суд решил, что неотесанный моряк унизил бедненькую, невинную овечку Стевен-Штейнгеля? О, времена, о нравы!
– кавторанг патетически закатил глаза, сопроводив свои слова маленьким глоточком "Фрапэна".
– Рыдают ангелы, презрев жестокосердность судей! Господи, Алексей, и из-за этой малости у тебя такой похоронный вид? И я и граф знаем о том, что произошло, знаем, чем это должно закончиться. Так какая разница, кто из нас назначит условия дуэли? Ну сам подумай, много ль счастья выбирать откуда стреляться - с пятнадцати шагов, или с двадцати? А такой манер, где шансов выжить не будет у обоих, наш душка-граф не выберет, помяни мое слово. Не будет ни "дуло в дуло" ни "через платок". Граф хочет устранить меня, это да, но лишь для того, чтобы вернуть расположение Валерии. Он, возможно, не прочь меня прикончить - но сам-то он хочет остаться в живых!
– Ты даже не понимаешь, до какой степени ты прав, - мрачно ответил Николаю князь:
– Граф Стевен-Штейнгель действительно чертовски хочет жить. Настолько, что он вообще не собирается подвергать свою драгоценную шкуру сколько-нибудь серьезному риску. Николай, ты не будешь стреляться с штабс-ротмистром - чуть отстраненно и как-то механически говорил Алексей Петрович, а затем в его интонациях прорезалось глубочайшее презрение:
– Этот трусливый ублюдок выбрал сабли
Алексей Павлович не мог не воздать должное кавторангу - Николай не выдал своих чувств ни словом, ни жестом, лишь зрачки слегка расширились, да тугой струной сжались губы. Увы, все что мог сейчас сделать князь для своего друга - это налить ему еще. Что он немедленно и сделал.
- Я возражал. Говорил, что это не дуэль, а убийство - сводить в бою профессионала сабельного боя и человека, едва ли помнящего с какой стороны нужно браться за клинок. Но ты же знаешь сам, что неумение владеть оружием дуэльный кодекс не волнует, к тому же кто-то разузнал про твое юношеское увлечение фехтованием. В общем... в общем дело такое, друг мой. Официально суд еще не состоялся - не все формальности соблюдены, тебе и графу не зачитали решение, что-то там еще по мелочи. Но графа вызвали по службе в Питер, все знают, что и ты в Кронштадте. Когда Вы оба окажетесь в Гельсинки - одному лишь Богу известно. Потому приговорили так - если будет на то твоя воля, дело может быть отложено до соблюдения всех формальностей. Ты имеешь на это полное право. Но участники суда сочли тебя виновным в ссоре, это решение ими принято, и оно останется неизменным. Если ты не хочешь тянуть, тогда суд считается завершенным, дуэль разрешена и может состояться в любое время по твоему усмотрению. У законников претензии к тебе и графу не будет.
Николай взял княжескую хрустальную чарочку и согрел ее в ладонях. Не торопясь, поднял на уровень глаз. Рука не дрожала, а коньяк и в самом деле превосходен - в лучах пробившегося через иллюминатор света он казался тягучей квинтэссенцией солнечного тепла. Затем кавторанг поднес чарку к губам. Одновременно вдохнул теплый хмельной аромат и "положил" маленькую капельку изысканного напитка на язык.
Вкус был изумителен, капля коньяка, казалось, потихоньку разогревала изнутри сама себя - почувствовав, что благородный напиток вот-вот обожжет язык, кавторанг позволил ему скатиться в горло.