Глаголь над Балтикой
Шрифт:
Капитан первого ранга помолчал, а потом вновь разлил коньяк по рюмкам.
– Действовать Вам придется быстро - Вы нужны на "Севастополе" еще вчера. Завтра прибудет офицер Вам на замену, но на передачу дел у Вас всего пара дней - во вторник отправляетесь в Кронштадт, вступать в должность. На поезде трястись нечего - пойдете на "Добровольце", он как раз уходит на профилактику. Вы и без меня понимаете, как важно Ваше присутствие на новом линкоре - там дел невпроворот... Так что давайте повторим, да и не буду Вас больше задерживать!
Тут только Николай вспомнил о своем деле
– Господин капитан первого ранга...
– Я же сказал, Николай, без чинов!
– Простите, но я вынужден обращаться официально, - и Николай рассказал о вчерашней ссоре и вызове на дуэль. Римский-Корсаков
– М-мушкетеры, в гроб, в закон, в полторы тыщи икон, божью бабушку и загробное рыдание! Нашли время дуэлировать! Неужели неясно, что сейчас некогда, нельзя этим заниматься! Германец в такую силу вошел, англичан и тех уже страх берет! Тринадцать дредноутов, да еще в достройке, да линейные крейсера, а у нас что? Четыре "Севастополя" к Рождеству и столько же "Измаилов" к шестнадцатому году, и то - по плану! А если будут строить как всегда, так и к восемнадцатому не поспеют! У них двадцать броненосцев, а у нас четыре, не считая старья учебного отряда! Случись война - каждый человек на счету будет! А Вы свой талант - да на дуэль?!
Капитан первого ранга махнул рукой, остывая - потом вскинул уже обе руки в извиняющемся жесте
– Ничего не говорите, Николай Филиппович. Все я понимаю, в том, что произошло, вины Вашей нет. Просто... Эх, ладно. Отправляйтесь-ка, голубчик, в Кронштадт, пока суд да дело - глядишь и придумаем что-нибудь. С другом Вашим, князем, уже говорили, как я понимаю? Он готов представить Ваши интересы?
– Да, Петр Воинович.
– Это хорошо, это превосходно. Может, и удастся как-то решить, не доводя до крайнего...
Из командирской каюты Николай вышел в изрядном смущении - столько человеческих эмоций от Петра Воиновича он не видел за все два года службы под его началом. Представить себе Римского-Корсакова в роли доброго дедушки - да такое и в голову бы никогда не пришло, а вот поди ж ты. Однако эмоции эмоциями, а дел впереди предстояло сделать неописуемое количество, причем - в самый сжатый срок.
Двое суток пролетели в единый миг. Привести в порядок отчетную "бухгалтерию" было несложно, поскольку кавторанг старался содержать служебные бумажки в порядке. Офицера, прибывшего ему на замену Николай не знал, но за недолгое их знакомство тот показался кавторангу с лучшей стороны. Спокойный, дотошный, дело вроде бы знает - полдня выпытывал расспросами, внимательно присматривался к лейтенантам-командирам башен, матчасть облазил сверху-донизу... В общем, во вторник Николай на его счет сомнений уже не испытывал - передал артиллерию в бывалые руки и все у "Павла" будет хорошо.
С Кузяковым тоже все прошло как по маслу - своего вестового Николай ценил и ни за что не хотел бы оставлять его на "Павле". Впрочем, в российском императорском флоте к таким прихотям относились с пониманием, переводя вестовых на новое место службы вместе с офицерами. Так что и здесь особых сложностей не возникло.
Разумеется, наносить визиты кому бы то ни было, совершенно не было времени. Поэтому пришлось написать несколько писем, известить друзей и знакомых о своем переводе. И если коротенькие записки сослуживцам никакой сложности не составили, то над письмом Валерии Михайловне кавторанг просидел глубоко заполночь. Николай вдоль и поперек мерил небольшую свою каюту быстрыми шагами, замирал неподвижно, откинувшись в кресле, складывал из листка бумаги оригами, загрыз до смерти перьевую ручку, однако все это не принесло удовлетворительного результата. Выходило то слишком сухо, то слишком фривольно, то неостроумно, то просто глупо. В конце концов, отчаявшийся кавторанг, поняв, что Муза сегодня объявила ему полный афронт, сел за стол и не думая о стиле, слоге и прочих премудростях эпистолярного жанра написал:
"Милостивая государыня, дорогая Валерия Михайловна!
Спешу сообщить, что вынужден по делам службы покинуть Гельсинки. Завтра я направлюсь в Кронштадт, принимать должность на новейшем линкоре "Севастополь" - это большая честь для меня. Глубоко скорблю об известных событиях, не дающих возможности засвидетельствовать Вам свое почтение перед отъездом. Сердце мое обливается кровью от того, что теперь не имею надежды даже случайно,
Остаюсь Вашим преданнейшим слугой
Капитан второго ранга Маштаков Н.Ф."
Но все в этом мире когда-нибудь кончается - закончилась и предотъездная суматоха. Под вечер вторника все дела на "Павле" были улажены. Небольшая прощальная пирушка в кают-компании, где добрые слова и неумеренные пожелания удачи и всяческого благополучия сопровождались вполне умеренными возлияниями, также подошла к концу. Кавторанг, в сопровождении верного своего Кузякова покинул корабль, пряча предательскую слезу. Взяв извозчика, заехали еще на квартиру - забрать кое-какие вещи, да и в добрый путь!
Неожиданно хлынул стеною ливень и пришлось поднять складной верх экипажа. Махонькие оконца залило водой, так что Николаю, любившему посмотреть на город, не было видно ничего, кроме широкой спины возницы. Крупные капли дождя усердно били в тент и тот грохотал барабаном апокалипсиса, перекрывая даже цокот копыт промокших насквозь, но безропотно везущих экипаж лошадок. Впрочем, когда Николай, в компании своего вестового, двух больших чемоданов и матросского сундучка выбрался из экипажа на мокрый гранит набережной Южной гавани, дождь уже почти кончился.
Вдоль набережной расположились узкие, хищные тела миноносцев. Слева в стройный ряд стояли доцусимские старички, но и более современных корабликов послевоенной постройки рядом с ними было немало, а прямо перед Николаем красовался умытый весенним ливнем "Доброволец".
Корабли этого типа нравились Николаю - низкий борт, не выше чем у старых трехсотпятидесятитонников, вдруг, ближе к носу, поднимался высоким полубаком, а маленькая рубка и почти игрушечный мостик были, тем не менее, куда крупнее и удобнее чем у довоенных миноносцев. Мореходность "Добровольца" много превосходила корабли предшествующих ему типов. Нос и корму "Добровольца" украшали могучие четырехдюймовые орудия Обуховского завода, способные пустить на дно любой вражеский "дестроер" буквально за несколько попаданий. В русско-японскую о таких пушках офицеры-миноносники даже мечтать не смели. Длинные, массивные стволы новейших артсистем, установленных на низких тумбах, распростерлись над палубой, казалось, что орудия эти слишком велики для маленького миноносца, но это была лишь видимость. Они выглядели много более внушительно, чем три новых, восемнадцатидюймовых торпедных аппарата, являвшихся главным оружием корабля. Но не только оружием единым.... В то время как старые миноносцы щеголяли частоколом коротких труб, дым из которых стелился так низко, что зачастую скрывал корму, мешая расчетам торпедных аппаратов и пушек, "Доброволец" украшали две высоченные и очень широкие дымовые трубы, отбрасывавшие дым далеко от палубы. В целом корабли этого типа выглядели крупнее и массивнее старых миноносцев, но наклон труб и мачт, будто бы заваленных к корме порывом ветра, придавал ему стремительный вид.
Им цены бы не было во время русско-японской войны. Выходя под покровом сумерек из гавани Артура, "добровольцы" могли бы сеять смерть среди японских дозорных кораблей, прикрывать свои главные силы, заставляя вражеских миноносников выстилать собственными телами путь к русским броненосцам и крейсерам.
Но увы, эти миноносцы опоздали родиться, а теперь они уже устарели. На морях правила бал турбина, а новопостроенные русские миноносцы все еще, по старинке, оснащались паровыми машинами. Один на один "Доброволец" мог, пожалуй, пересчитать шпангоуты любому кайзеровскому миноносцу, но он не мог ни догнать, ни уйти от него. Новые германские турбинные крейсера - и те ходили быстрее, окончательно вычеркнув "добровольцев" из разряда современных кораблей. Их место должны были занять новые турбинные эсминцы на котлах с нефтяным отоплением, они уже строились, но покамест в составе флота находился лишь один корабль этого типа - эскадренный миноносец "Новик".