Глаголь над Балтикой
Шрифт:
И сейчас перед Николаем расстилалась восхитительная финская столица, во всем великолепии вечерней красоты. Кавторанг любил этот город. Когда служба позволяла сойти на берег, он частенько проводил целые часы, прогуливаясь по его улицам, останавливаясь лишь для того, чтобы перекусить в каком-нибудь небольшом кафе или ресторанчике. Но сейчас, конечно, он не мог себе такого позволить - время уже поджимало, а потому Маштаков быстренько оседлал "эгоистку", невесть как затесавшуюся в ряды пролеток, всегда толпившихся на набережной в ожидании прибывающих с кораблей господ морских офицеров.
Оплатив положенную таксу и немного сверх того, дабы извозчик не спал за вожжами, Николай откинулся на сиденье, удобство которого много превышало его размеры. И, раз уж делать было все равно
Про себя Николай называл этот дом дворцом - выкрашенное светло-голубым, двухэтажное здание, с высокими узкими окнами и небольшим садиком перед фасадом, действительно чем-то напоминало маленький дворец сказочной принцессы. Увидев этот дом в первый раз Маштаков, чье детство и юность прошли хотя и в известном достатке, но без излишеств, был весьма впечатлен. Будучи склонен к размышлениям и вспоминая съемную квартирку, в которой жила его семья и он сам до поступления в Морской корпус, Николай не раз задумывался о том, каким должно было быть детство женщины, выросшей в таких хоромах? Кавторанг не был бессребреником и знал цену деньгам, но при этом умел не завидовать чужому богатству. Однако принадлежность, свою и Валерии к разным социальным слоям понимал вполне - блистательная дама света, живущая в роскоши и ни в чем не привыкшая отказывать себе с самого детства, и он... кто? Офицер, живущий на казенное жалование. Разумеется, разница в капиталах не казалась Николаю чем-то недостойным и никак не мешала ему оказывать всяческие знаки внимания Валерии Михайловне, но все же, но все же.... Николай никогда не стремился в свет и даже дружба с князем Еникеевым ничего не изменила в этом его намерении, однако теперь, вращаясь в обществе поклонников и друзей Валерии Михайловны, он оказался прямо в центре того, что ранее успешно избегал. И это заставляло Николая попервоначалу чувствовать себя... слегка не в своей тарелке. Впрочем, это ощущение быстро прошло - Николай уже имел в своей жизни возможность убедиться в том, что наследное дворянство не дает человеку отваги, богатство - доброты, а высокий чин - ума и потому не испытывал особого пиетета к "сливкам общества", предпочитая оценивать людей по их поступкам.
Короткая дорожка от калитки к парадному, мягкий звон колокольчика, гостеприимно распахнутая дверь, немаленькая передняя... на столике, рядом с платяным шкафом, где хранится верхняя одежда лежат всего пара тростей и - надо же!
– парадная кавалерийская сабля с посеребренным эфесом и вычурным темляком.
– А-ха, Маленький Принц гостевать изволят, - пробормотал Николай в усы и прошел в гостиную.
Просторная и светлая комната впечатляющих размеров. Несколько картин на стенах, пейзажи и охота, ничего особенного, но симпатично. Диваны у стен, крепкий стол мореного дуба в окружении таких же стульев с высокими спинками и витиеватыми подлокотниками. В углу - скульптура, превосходная копия "Умирающего галла" прячется среди листьев комнатных растений, названия которых Николай не знал.
Но хозяйки нет, да и кроме худощавого мрачного молчуна Полесского, вечно пребывающего около небольшого буфета, превращенного в небольшой бар, гостей что-то...
– А вот и наш дорогой адмирал!
– в углу комнаты, где диваны образовали полукруг, расположилась чета Федюшиных. Анастасия Георгиевна, милая полненькая женщина лет двадцати семи доводилась хозяйке подругой детства и потому постоянно бывала у Валерии Михайловны в гостях. Ее муж, статский советник Владимир Петрович, будучи куда старше Николая, взял за правило никогда не отпускать свою жену в гости в одиночестве.
- Приветствую Вас, Владимир Петрович, и Вас, Анастасия Георгиевна! Рад видеть. Что-то сегодня гостей как-то...
– Да, задерживаются..., И Валерия Михайловна к нам еще не вышла, неудобно даже, честное слово! Кстати, Николай Филиппович, слышали последние новости?
– обратилась к Николаю госпожа Федюшина.
– Откуда ж мне? В ночь на среду адмирал решил, что самое время
– Вы не поверите, но прошел слух о том, что Большой театр собрался на гастроли.
– Неужто сам театр? Впрочем, я не удивлен. От знающих людей слышал, что состояние фундамента очень плачевно и театр может отправиться в путь-дорогу в любой момент. Помнится, лет пятнадцать тому назад, прямо во время спектакля, на гастроли отправилась стена зрительского зала. Правда слишком уж далеко гастролировать ей не удалось, но все же с места сдвинулась прилично, двери в средние ложи переклинило, так что зрителям пришлось выбираться через соседние...
– Ну какой же Вы, Николай Филиппович! Все Вы моряки такие - Вам лишь дай повод посмеяться, своего не упустите. А я, между прочим, о высоком искусстве говорю, а Вы веселитесь!
– Ну что Вы, что Вы, дорогая Анастасия Григорьевна! Простите мне шутку, раз она оказалась неудачной. Однако же позвольте спросить - что Вам до того, что артисты собрались куда-то? Ну да, опять в Петербурге соберут полный аншлаг, но нам-то, провинциалам, что до этого? Или Вы на время гастролей полагаете быть в Петербурге?
– Да нет же, несносный Вы моряк! В том-то и дело, что гастролировать труппа собирается здесь, в Гельсингфорсе!
– О!
– только и смог ответить Николай.
Сам он никогда не был особым театралом, да и только что рассказанную им трагикомическую историю о московском здании Большого театра узнал случайно, от князя Еникеева, который, оказавшись в Москве, как раз и смотрел спектакль в тот день, когда стена здания просела. В плену время течет медленно, и Еникеев, рассказывая всякие курьезные случаи, поделился и этим. Но дело и впрямь было из ряда вон выдающимся - чтобы звезды императорского театра Москвы вдруг двинулись в такую глушь, каковою должен представляться им Гельсингфорс!
В разговор вступил молчавший до того Владимир Петрович:
– По-моему, моя дорогая Анастасия, Вам уже достаточно удалось поразить воображение нашего доброго Николая Филипповича, а ведь мы даже не расспросили его, как прошли учения! Даже мне, человеку сухопутному, лишь в малой степени интересующемуся флотом, понятно, что состязательные стрельбы - это не просто так, а ведь наш молодой друг - артиллерист! Как Ваши успехи, Николай Филиппович?
– Рискую показаться нескромным, но в этот раз флот превзошел самое себя. Несмотря на то, что после двух дней непрекращающихся экзерциций все мы, от матроса до командиров кораблей буквально валились с ног, стрельбы прошли как надо. По факту, мы отстрелялись ненамного хуже британского флота Канала. Но у них в зачет обычно идут завершающие кампанию стрельбы, а у нас кампания только недавно началась. К тому же накануне стрельб, никто не выматывает англичан двухдневной муштрой.
– Но почему тогда Николай Оттович так бессовестно поступает с Вами? Надо же, а ведь на вид такой почтенный и благонравный мужчина, заслуженный адмирал...Что же он Вас держит-то в черном теле?
– округлила глаза Анастасия Георгиевна:
Николай не удержался от улыбки
– Так это потому, любезная Анастасия Георгиевна, что его высокопревосходительство воевал и отлично знает, в каких условиях зачастую приходиться вести бой. Далеко не всегда враг даст время на то, чтобы отдохнуть и выспаться перед боем. Да и сражение может идти в течении нескольких дней. В общем, адмирал считает делом чести готовить флот так, чтобы мы могли падать с ног от усталости, но при этом выбивали бы положенный процент попаданий не хуже лучших флотов мира.