Гламорама
Шрифт:
Телеобъектив медленно наезжает на рюкзачок от Prada, лежащий на коленях у Брэда.
Первым взрывом Брэда подбрасывает в воздух. Нога его оторвана посередине бедра, а в животе — дыра диаметром двадцать сантиметров, и его изувеченное тело падает на край тротуара на бульваре Сен-Жермен, разбрызгивая вокруг кровь, корчась в предсмертных судорогах.
Дин и Эрик, с головы до ног покрытые ошметками плоти Брэда, к тому же обильно истекающие кровью из своих собственных ран, все же умудряются встать на ноги и склониться над телом Брэда, отчаянно призывая помощь, но тут срабатывает вторая бомба, спрятанная в рюкзачке.
Вторая бомба намного сильнее первой, и она наносит гораздо больший ущерб, создав кратер диаметром в десять метров у самого входа в кафе «Flore».
Взрывной волной опрокидывает два проезжающих мимо такси, которые сразу же вспыхивают.
Взрыв поднимает то, что еще остается от тела Брэда, в воздух и швыряет сквозь гигантский рекламный щит Calvin Klein на строительные леса, установленные на противоположной стороне улицы, пачкая их кровью, обрывками кишок и осколками костей.
Эрика кидает сквозь витрину Emporio Armani на противоположной стороне улицы.
Тело Дина швыряет на отделяющую тротуар от собственно бульвара металлическую решетку, оканчивающуюся прутьями с заточенными концами, на которых оно и повисает, сложившись пополам.
Шрапнель
Японка, которая сидела за соседним с Брэдом столом, пошатываясь как пьяная появляется из дыма с руками оборванными по локоть, и делает несколько шагов перед тем, как упасть на кучу обломков.
Молодой армянин лежит наполовину на тротуаре, наполовину на проезжей части дороги с оторванной головой, но по-прежнему сжимая мопед между ногами.
Оторванная рука свисает с белого навеса над входом в кафе, а вся вывеска заляпана человеческим фаршем.
Через видоискатели камер и из окон многочисленных фургонов все это выглядит весьма привычно: окровавленные люди, выбегающие из густого черного дыма, крики раненых и умирающих, человек, ползущий вдоль бульвара, блюя кровью и хрипло дыша, обугленные тела, торчащие из автомобилей, которым случилось проезжать мимо кафе «Flore» в то мгновение, когда взорвалась бомба, пакеты с покупками, стоящие в лужах крови у входа в кафе. Шок, сирены, сотни раненых — все это так привычно. Режиссер приходит к выводу, что монтажеру высшего разряда удастся склеить из всего этого материала что-то приличное, и он дает команду двигаться дальше. В то время как «рэнджровер» быстро проносится мимо черного «ситроена», покидая место происшествия, Бентли мельком замечает женщину, которая кричит, лежа на тротуаре, с ногой, оторванной по самое бедро, и тогда он, закурив сигарету, говорит режиссеру: «Отвезите меня обратно в „Les Bains“, s' il vous plait», где он садится и слушает, как Джин Триппльхорн в течение битого часа распространяется о сырном суфле, которое готовят в ресторане «Taillevent», и Бентли в ответ заявляет ей, что не одобряет половых связей между представителями различных рас.
34
Люди разъезжаются. Бобби уехал утром, Тамми отправилась к Жаку Леви на уик-энд, Брюс отправился проверять планы терминалов в аэропорт Орли, Бентли — отдохнуть «может, в Грецию, может, еще куда», и поэтому мне выпадает сопровождать Джейми в салон «Carita» на рю дю Фобур-Сент-Оноре, где Джейми покрасят волосы, сделают массаж, проведут сеансы ароматерапии и профилактики стресса, сбалансируют жизненную энергию с помощью магнитного поля — необязательно именно в этом порядке, а затем ее направят к консультантше по нью-эйджу (восемнадцать лет, шикарная фигура), которая введет ее в транс на «пляже спокойствия», где она будет наслаждаться фонограммой с записью шума, который производят резвящиеся где-то на коралловом рифе ракообразные. Я убиваю время в холле в компании телохранителей, которые поджидают своих бразильских миллионерш, пару-другую императриц, принцессу Монако и Джудит Годрич, и мы все пьем «Chateau de Bellet» урожая 1992 года, а я еще и под ксанаксом, съемочная группа снимает, как я мрачно перелистываю фотоальбом, посвященный кинематографу шестидесятых, пока ассистент звукооператора не ударяет подвесным микрофоном по голове одного из телохранителей, после чего режиссер начинает скучать, и вся бригада отправляется на ранний ужин, чтобы после этого отправиться на новую площадку.
В «Opиra Gamier» мнения по поводу японского либретто расходятся, но вообще-то мы пришли сюда исключительно ради папарацци, которые толпятся внизу у лестницы, когда мы с Джейми начинаем спускаться по ней. Кристиана Брандолини пришла тоже, а Сао Шлюмберегер потерял свои контактные линзы, и Ирэн Амик шипит: «Вы наступили мне на подол платья!», но тут она поворачивается и видит в свете люстры мое перепуганное лицо, смягчается и дарит мне улыбку, прошептав что-то насчет моей красоты, а затем Кэнди Спеллинг машет рукой Джейми, и Амира Казар и Астрид Коль рассказывают мне о вечеринке неделю назад в «Les Bains», на которую меня не пригласили.
Я замечаю того самого двойника Кристиана Бэйла, с которым я столкнулся в Лондоне на Бонд-стрит, он сегодня в смокинге и вежливо кивает мне, заметив, что я не свожу с него глаз. Мы с Джейми решаем уйти во время первого антракта.
Черный «ситроен» доставляет нас в «Buddha Bar», и мы садимся за стол, и от волнения не говорим ничего, только смотрим в глаза друг другу, и Джейми запускает руку в свою сумочку от Prada и звонит в «Hфtel Costes», и, поскольку она знакома с Жаном-Луи и Жильбером, комната нас уже ждет к моменту нашего прибытия по адресу: 239, рю Сент-Оноре. Первый ассистент режиссера смотрит в график съемок и просит нас вернуться к девяти утра на главную площадку. Уже полночь, и Джейми проносится по коридору, набросив на плечи шубку из жеребка от Helmut Lang, и теперь моя очередь догонять ее.
Дверь в нашу комнату захлопывается у меня за спиной, мы с Джейми падаем на кровать, я целую ее в губы, а она обнимает меня за плечи, а потом я в постели уже голый, но меня так колотит, что ей приходится слегка меня успокаивать. Затем кто-то стучится в дверь.
Джейми встает, по-прежнему голая, набрасывает халат от Helmut Lang и лениво направляется к двери.
Съемочная группа, которую я никогда прежде не видел, входит в комнату. Они вкатывают огромную камеру Panavision, устанавливают осветительные приборы. Первый ассистент режиссера показывает мне, где я должен лежать, в то время как Джейми совещается с режиссером и ассистентом по сценарию. Реквизитор открывает бутылку шампанского, наливает два бокала. Нам подносят косяк — настоящий, не бутафорский, а затем Джейми ложится рядом со мной, и я его закуриваю. Кто-то поправляет одеяла на кровати, режиссер кричит «Звук!», и Джейн Биркин начинает петь «Je t'aime» с компакт-диска, а съемочная группа превращается в толпу смутных теней, скрытую завесой огней, а в комнате стоит такой холод, что наше дыхание тут же превращается в пар.
Джейми ложится на спину и с наслаждением затягивается косяком, который я ей вручил, задерживая дым в легких до тех пор, пока тот сам не начинает вытекать изо рта, что служит ей сигналом для того, чтобы начать говорить с закрытыми глазами запинающимся, медленным голосом, хриплым и сонным.
— Бобби… забрел… в «Суперстудио Индустрия»… съемки все никак не могли начаться… что снимали-то, рекламу для Анн Кляйн?… не помню… Люди зарабатывали по сто тысяч долларов в день, так зачем допытываться… времени было часов десять, может, половина одиннадцатого и… в декабре 1990-го… четыре года назад?., пять?… а потом куда-то пропало электричество… свет погас… повсюду зажгли свечи, но ничего все равно не было видно, и стоял жуткий холод… сразу буквально за пару минут стало очень
— Я тоже там был.
— …мы стояли рядом в уголке… и он начал тихим голосом рассказывать мне кое о чем… на середине его рассказа… я стала просить, чтобы он перестал…
Тут Джейми беззвучно заплакала. Я вновь раскурил косяк и передал ей. Продолжая лежать, она взяла его, затянулась и немного закашлялась.
— Как он вербовал людей?.. Это были только модели… и модели известные… Больше его никто не интересовал… Он воспользовался тем, что модели ничего другого не делают, кроме как весь день находятся там, где им сказали, и делают то, что их попросят… Он воспользовался этим… а мы слушали его… эта аналогия вовсе не беспочвенна… в конце-то концов… он просил нас… кое-что сделать… и вербовать людей было совсем несложно… всем хотелось попасть в нашу компанию… все же хотят стать кинозвездами… но на самом деле на этом пути ты начинаешь ненавидеть людей… и у всех девушек были накладные волосы… и музыка The Who постоянно играла где-то на заднем плане… Я мало что помню о самом начале этого периода… после того, как меня во все посвятили… столько серых пробелов… сидела на диете… ходила в тренажерный зал — Бобби буквально одержим тренажерами… расставания… огромные пустые помещения… всякие вещи, о которых я предпочла бы забыть… Абсолютно бесцельное существование… Все, что мы делали, было рассчитано с точностью до минуты… рестораны, в которых мы ели… гостиницы, в которых мы останавливались… люди, с которыми мы встречались… Мы шутили, что в Нью-Йорке ни за что не остановимся по адресу, почтовый код которого не начинается с 10021… мы летали на свадьбы на зафрахтованных «боингах»… официанты никогда не спешили от нас избавиться… нам разрешалось курить в любом месте… мы нравились людям против их собственной воли, потому что мы были молоды, богаты и красивы… и никто — я подчеркиваю, никто, Виктор, — не радовался моему успеху… но такова, если верить Бобби, «человеческая натура»… и все же никто не радовался, но при этом никто — а это очень важно, Виктор, и не относился к нам скептически…. Мы много путешествовали… Палм-Бич… Аспен… Нигерия… рождественские праздники в Сент-Барте… неделя на вилле Армани на Пантеллерии… и Бобби позаботился о том, чтобы работы мне всегда хватало, и тогда все это стало выглядеть как Синди Кроуфорд, и Полина Поризкова, и… и Клаудиа Шиффер… и Ясмин Гаури… Карен Мюльдер, и Хлое Бирнс, и Тамми Девол, и Наоми, и Линда, и Элен, и… и Джейми Филдс… и ты должен знать, с кем и как говорить, чтобы преуспеть в этом мире… все это похоже на тайный язык знаков… и люди учились, как им вести себя в моем присутствии… и девушки относились ко мне теперь совсем по-другому, после того как я стала подругой Бобби Хьюза… а затем стала накатывать какая-то тоска… и я сказала Бобби: «Никто не хочет быть самим собой, все ведут себе как полные идиоты», а Бобби прошептал мне: «Тсс!», а затем добавил: «Они и есть полные идиоты»… Бобби пытался просветить меня… научить меня понимать… то, что он делает… зачем ему все это надо… и он сказал мне: «Зайка, Джордж Вашингтон тоже был террористом»… а я посмотрела ему в глаза и… увидела эти губы… эти ресницы… и тут же для меня все прояснилось и стало абсолютно понятным… Он говорил мне: «Для того чтобы научить мир чему-то, ты должен преподать ему урок…» Он давал мне почитать новеллы Э.М.Форстера, а я так в них ничего не поняла, но по какой-то причине… Бобби это даже успокоило… Он говорил мне: «Зайка, мы всего лишь отражение нашего времени» или что-нибудь столь же туманное… Я могла задать ему вопрос: «Что означает выражение fin de si исlе?», а он в ответ начинал часами распинаться на тему прирожденного зла… в хип-хопе… и музыка The Who постоянно играла где-то на заднем плане… Я знала, что Бобби изменяет мне… что он спит со всеми известными моделями… а еще с хорошо сохранившимися светскими львицами… время от времени с каким-нибудь парнем… или с несовершеннолетними девчонками — из тех, что посещают Spence, Chapin или Sacred Heart, а если попадет в историю, то и с их мамашами тоже… Девочек он обычно сначала взвешивал… Ему нужно было, чтобы они весили не меньше определенного веса… и еще были выше определенного роста… но это необязательно… чтобы получить право трахаться с Бобби Хьюзом… если ты соответствовала его параметрам… то он тебя трахал…