Глас Времени
Шрифт:
– Как ваше самочувствие, герр Лабберт? – Голос звучит неожиданно мягко.
– Хорошо.
– Уверены? – Гитлер сощуривает глаза, взирая на бледное лицо собеседника.
– Абсолютно.
Гитлер присаживается в кресло напротив.
– Вы готовы выполнить моё личное поручение?
– Разумеется, мой фюрер. Все, что угодно.
На этот раз у Лабберта не хватает смелости для дерзких мыслей, вроде: «Ну, что тебе от меня надо?» Гипнотическое воздействие фюрера на пике. Даже такой посредственный нацист, как Лабберт, рядом с Гитлером становится готовым к самопожертвованию.
– Вы
Лабберт догадывается, какие колоссальные ресурсы на сегодняшний день расходуются на освоение Антарктики. По его подсчетам, первый город там засверкает быстрее, чем рассчитывает фюрер.
«Хорошее решение избавиться от неугодного человека, – думает Лабберт. – Боялся, что арестуют, посадят в лагерь, отравят… Видимо, я действительно хороший ученый и верный идеалам нацист»
Отказаться равнозначно приговору. Отклонив предложение самого фюрера, на жизни в Германии вне концентрационного лагеря можно поставить крест. Тем паче Лабберт стал для режима опасной бомбой. Болезнь, прогрессирующая в его теле, в Германии будет вызывать всеобщее безразличие, ибо лечить человека, которого предписано убить, в нацистском государстве никто не станет. Поездка в Антарктиду гарантирует внимание со стороны врачей и должный уход, остаться без которых Лабберт боится больше всего.
– Я почту за честь выполнить это поручение.
– Я недаром спросил, как вы себя чувствуете. У вас болезненный вид. Добавлю, что в Антарктиду поедут лучшие имперские специалисты. С учетом новых средств, в медицине они будут творить чудеса. Современные методы обследований помогут бороться со сложными заболеваниями. Понимаете, о чем я?
– В ближайшие годы мне вряд ли это понадобится, – жизнерадостно говорит Лабберт, думая о том, как Гитлер догадался о «сложном заболевании». – Итак, по прибытии в Мюнхен я займусь передачей дел новому руководству. Максимально быстро решу личные вопросы и буду готов отплыть в любое время.
Гитлер поднимается и вновь начинает бродить. Забредая в слабо освещённую часть комнаты, он становится похож на призрака с туманным лицом и светящимися глазами.
– Вообще-то я должен сделать вам выговор, герр Лабберт! Вы скрыли от всех очень важную информацию. Почему умолчали о двух случайно захваченных из будущего персонах?!
Колючая тишина.
Наивные надежды, что двое исчезнут сами собой, к горькому сожалению не оправдалась.
– Эти люди представляют
– Безумцам никто не поверит, мой фюрер…
– Опрометчиво! Не поверят сплетнику, а человеку, который может свои слова подтвердить, верить будут безоговорочно! Кто эти люди? Возможно, среди них ученый! Скажем, он выведет формулу, которая будет наилучшим доказательством его слов.
В суматохе Лабберт этого не учел.
– Прежде чем отправиться к нашим предкам, я поручаю вам промежуточное задание: отыскать этих людей и сделать так, чтобы от них не осталось следа. Можете учинить все, что угодно, я наделяю вас эксклюзивными полномочиями. Мне доложили, что один из них уже пойман и проходит допрос. Второго придется искать. После того, как гешефт произойдет, немедленно доложите. К тому времени я, скорее всего, отбуду в ставку, но вы обязаны стелефонироваться с моим штабом. Адъютанты и связисты будут наготове.
Лабберт не понаслышке знает о ярости Гитлера, которая наступает, когда что-то идет не так. Но сейчас фюрер выдержан и спокоен.
– Постарайтесь решить эту проблему как можно скорее. Через несколько дней из Гамбурга выдвинется грузовой конвой, состоящий из множества кораблей. Следующий отправится только через месяц, поэтому я хочу, чтобы вы успели. В скором времени авиаконструкторы создадут самолет, способный на трансконтинентальный перелет, тогда дорога вместо нескольких месяцев будет занимать несколько часов. Итак, вам все ясно?
Лабберт встает.
– Так точно, мой фюрер!
– И еще: устройство должно оставаться при вас. Если хотите, я приставлю к вам охрану из своего штаба. Его нужно вернуть нашим антарктическим братьям в целости и сохранности. Теперь никому не будет позволено переноситься в другое время.
– Охрану я обеспечу сам, а что делать с образцами техники? Среди прочего, там есть средства, способные удвоить наши шансы в войне.
– Технику запрут в хранилище. Я сам решу, что с ней делать потом.
Гитлер улыбается.
– Кстати, внешне «Мерседес» просто ужасен! Куда годятся эти безвкусные линии? Может, он и обладает выдающимися техническими характеристиками, но ездить в этом кирпиче я бы не стал. Распоряжусь, чтобы инженеры в будущем и думать забыли о проектировании подобного облика.
– Мой фюрер. – Глаза Лабберта неподдельно влажны. – Я должен предостеречь вас…
– От чего? Герр Лабберт, я же сказал: не желаю ничего знать касательно будущего.
– Это очень важно. Пожалуйста, позвольте хотя бы намекнуть.
Гитлер раздумывает. Щеки округляются, на лице возникает улыбка:
– Только мягко.
– Это случится не сейчас… через несколько лет. В расположении восточной ставки. Одним жарким летним днем… – Лабберт готов убить себя за то, что в нем восторжествовала жалость к этому изуверу, но ничего не может с собой поделать. Он смотрит в глаза Гитлера и видит, как за тонкой линией сетчатки над миром гогочет дьявол. Видит очертания этого подземного властелина. Вокруг пылают костры, пламя которых подожжет и истребит человечество. Сам Гитлер прекрасно об этом знает. Он понимает, кого именно человек, стоящий напротив, видит в его глазах.