Глас Времени
Шрифт:
– Эй! Чего топаешь? – бешеным шепотом сокрушается человек.
– Уже стемнело. Хочу выйти.
– Успеешь. Только вот сейчас мимо дверей прошли двое, оглядывались. Посидишь ночку, а завтра выйдешь.
– Ну, нет!
– Да что с тобой, в самом деле? Мы тебе жизнь спасаем, а ты так и лезешь в пекло!
– Я благодарен. Но друг в беде.
– Найдешь своего друга. Сиди и не трепыхайся. – Люк осторожно опускается.
Иосиф подскакивает и вставляет в оставшуюся щель кончик ботинка.
– Ты чего?
– Я должен идти! Ваша
Мужчина приоткрывает люк и безрадостно смотрит снизу вверх.
– Хорошо, спускайся.
В доме пахнет свежим печеньем, кофе и медом. Иосиф идет следом за человеком, и вот перед ними первый этаж. Легкий беспорядок здесь давно перерос в откровенный бардак. Много вещей. Комоды, тумбочки и стулья завалены всевозможным тряпьем. Дверцы некоторых не закрываются по той же причине. Но Иосифу сразу становятся ясны мотивы этой бытовой энтропии: он замечает швейную машинку. Этот беспорядок – творческий.
– Мы с братом занимаемся швейным делом, – объясняет мужчина. – Точнее, брат помогает, занимаюсь, в основном, я один.
Кухня представляет собой совершенно другой мир. Как в области запахов – здесь уже пахнет не кофе, печеньем и медом, а пивом, луком и специями, – так и в области чистоты и порядка: все на местах, прослеживается хозяйственная рука женщины. Самой женщины не видно. За столом сидит тот самый брат. Полный, даже слишком. Смешная темно-зеленая шляпа на манер Робин Гуда. Белая рубашка с большими черными пуговицами, коричневый жилет распахнут на обе стороны, брюки на подтяжках. Одет по-своему стильно. На столе металлическая пивная кружка с крышечкой.
«Братья – как два сапога разной коллекции, – думает Иосиф. – Один сидит в мастерской, пьет кофе и, судя по засученным рукавам и исколотым пальцам, работает денно и нощно. А второй, со слоновьим брюхом, вечерами заседает на кухне с кружкой местного. Скорее всего, лень оторвать зад, чтобы дойти до пивной»
– Все-таки не утерпел, решил высунуться? – с показным неодобрением спрашивает он.
Иосиф старается отвечать полными и как можно более емкими выражениями:
– Я хочу вас отблагодарить за то, что помогли спрятаться. Жаль, при себе нет ничего материального. Остается от всего сердца сказать большое человеческое спасибо! Мне нужно отправляться на поиски друга, которому из-за меня было суждено попасть в беду.
«Исключить употребление сленгов моего времени, – быстро размышляет он. – Избегать сокращений, изъясняться развернуто». Именно такая речевая манера кажется ему наиболее подходящей. Он пока не пришел к осознанию, что в этом времени люди, в большинстве своем, общаются точно так же, как и в будущем. Нужно только избегать новых словечек, а в остальном речевые обороты аналогичные.
Совсем скоро он придет к осознанию, что специфический язык Третьего рейха слишком сильно въелся в устную и письменную речь, благодаря чему собеседникам сложнее выражать свои искрение мысли.
– Что у тебя за акцент?
– Австрийский, –
– Языковед! – фырчит брат. – Дядя Август был иммигрантом Российской империи времен революции.
«Ты мне как собаке пятая нога со своими причинно-следственными связями!» – думает Иосиф.
– Может, оно и так, – огрызается худой брат. – Не важно. Зато по этому гражданину видно – он один из наших! Государственная принадлежность в таком случае уже не имеет значения.
«Наших?!» – не понимает Иосиф, молча наблюдая, как эти две противоположности пытаются определить его происхождение.
– Как твое имя?
– Меня зовут Иосиф. – Имя звучит слишком по-русски.
– Ты хотел сказать «Йозеф»?
– Что-то вроде этого…
– Что сможешь на это ответить? – Худой начинает говорить на идише.
Иосиф частично владеет этим языком. Худой заканчивает изречение и вопросительно взглядывает на Иосифа. Тот незамедлительно отвечает.
Мужчина удовлетворенно кивает:
– Ну, что я говорил? Один из наших!
В глазах толстого появляется интерес. Он ставит кружку и задает тот же самый вопрос, но на иврите. И тут Иосиф на высоте: он отвечает.
Братья кивают друг другу.
На радостях худой начинает цитировать строки из Священного писания.
– Стоп. Достаточно, – не выдерживает Иосиф. – Мне это ни к чему. Я не принадлежу к так называемым «вашим».
– Настали тяжелые времена, когда нужно скрывать свою принадлежность, но нам ты можешь открыться…
– Заканчивайте нести чушь! Вы помогли – на этом спасибо!
Братья переглядываются и решают прекратить расспросы.
– В этой одежде тебе не пройти и улицы, – говорит портной. – Раз уж собрался пускаться в бега, нужно слиться с толпой.
Через пять минут Иосиф расстается с полицейской формой, благодарит братьев и выходит за дверь.
– Я уважаю еврейский народ и не хотел никого обидеть невежеством, – говорит он, обернувшись. – Я сам в какой-то степени имею еврейские корни. Но, в отличие от вас, мыслю более глубокими категориями. Прощайте.
Глава 6
Берлин. Пасмурно и безветренно. Пыльный асфальт в ожидании атмосферных осадков. Кортеж из двух легковых автомобилей «Мерседес-бенц» и грузовика летит по Вильгельмштрассе. В ведущем автомобиле эскортирующие. В ведомом – Лабберт и Хорст. Не отстает и грузовик с ценным багажом в опломбированных ящиках.
Вереница проносится мимо новенького здания рейхсканцелярии, отгроханной Шпеером по монументальным стандартам Третьего Рейха. На тротуаре люди в партийной форме замедляют шаг и вскидывают руки.