Главная роль 6

Смолин Павел

Второй удар — Кишинев, где с самого утра начались подозрительные брожения на улицах, к обеду «бродили» уже толпами, а в полночь первые кирпичи полетели в окна евреев. Цель этого не ясна — либо для отвлечения сил, либо Ротшильд решил провести стресс-тест в бывшей черте оседлости. С тех пор минуло уже девять часов — вот столько тамошние власти молчали о проблеме. Страшно, за всю Империю — это что за задержки? Вы что, погромов не видите? Понадеялись на «авось», даже окрестные гарнизоны в город не ввели, а теперь, комкая в метафорических руках метафорические шапки, застенчиво просят инструкций у Центра. Первым новость из рук дежурного телеграфиста получил нашедшийся на рабочем месте Вячеслав Константинович Плеве. Министр Внутренних дел Иван Николаевич Дурново в это время находился дома и «не мог подойти к телефону».

Плеве, в точном соответствии с нашей договоренностью, чужую ответственность на себя брать не стал, снарядив курьера к министру и засев — чего время зря терять — планировать план умиротворения Кишинева: все равно пригодится, да и чувство долга не дает сидеть сложа руки.

Дурново фельдъегеря продержал у ворот добрых полтора часа, но после получения доклада растерял солидную ленцу и устремился в Зимний, не забыв, впрочем, должным образом переодеться. Прибыв на рабочее место, он привычно спросил у Плеве «Что делать?», не услышал ответа, поорал пару минут и велел спросить моего мнения. Полный паралич государственного аппарата налицо!

— Передайте Ивану Николаевичу, что это — сфера ответственности Министерства внутренних дел, — проинструктировал я фельдъегеря и пошел сидеть рядом с Марго.

Ну не знал ничего, я же царь, а виноват — вон тот боярин. Грустно, но кто виноват, что столько людей решит так сильно ошибиться и дать мне возможность перетасовать аппарат?

Глава 5

Большой и давний друг семьи, который в целом нормальный, не шибко-то и вороватый чинуша с поправкой на любовь спихивать работу на подчиненных — сложная цель для кадровой перестановки, поэтому рубить с плеча не стоит: мама и папа мое решение примут, но будут недовольны. Зачем мне их недовольство, если можно просто передвинуть опытного деятеля туда, где его легко подпереть моими людьми — это позволит минимизировать потенциальный вред архиважному делу.

— Устали вы, Иван Николаевич, — сочувственно покачал я головой, подошел к буфету и лично налил в бокалы легкого винца. — Годы берут свое — я вижу, что вы всем сердцем радеете за благо Империи и много лет добросовестно исполняли свои обязанности. Мы с Его Величеством и Ее Величеством глубоко ценим ваш вклад в наше общее дело.

Дурново, старательно скрывая недовольство — хорошие разговоры так не начинаются — с поклоном принял бокал, и мы выпили.

— У китайцев есть поговорка — «никто не хочет жить в эпоху перемен», — продолжил я. — Но увы, нам с вами такая эпоха и выдалась. Наша задача — войти в нее с честью, подготовку к чему мы и ведем. Реформы в недрах Министерства внутренних дел — дело жизненно необходимое, и вы прекрасно с ними справляетесь, Иван Николаевич. Однако мир вокруг нас ускоряется, Новейшее время ставит перед нами новые, доселе небывалые вызовы. Вызовы, на которые нужно реагировать столь же небывало — быстро, дерзко и решительно. Простите за прямоту, но тратить на МВД вашу золотую, склонную к вдумчивым размышлениям с учетом всех последствий, голову, мы с Его Величеством и Ее Величеством считаем непозволительной роскошью — с наведением порядка справится и человек попроще, и именно такой там и нужен. Вам, Иван Николаевич, я предлагаю возглавить самое важное в свете входа в XX век направление — Министерство Просвещения.

Дурново обмяк лицом и почти искренне улыбнулся — отставка не грозит, просто перекатываемся на другую, вполне почетную синекуру, да еще и цесаревич вон как распинается, значит ценит. Хрен там — если бы не маменька с папенькой, отправил бы в Крым жить гражданским пенсионером: единственно возможный в данной ситуации вариант отставки.

— Доверю вам тайну, — понизил я голос.

Иван Николаевич наклонился поближе, едва не уперевшись в столешницу «клинышками» бород.

— Пенициллин, Сибирий, открытые не так давно особенности принятия родов, принятые меры по купированию последствий недорода и общий экономический рост вскоре начнут давать свои плоды — Империю ждет взрывной рост населения.

— Позволю себе заметить, Георгий Александрович, что вы неоднократно озвучивали сей тезис в своих выступлениях, — продемонстрировал Дурново внимание к Высочайшему слову. — Равно как и вызванные этим феноменом перспективы.

— Помимо светлой стороны, есть

и темная, — грустно улыбнулся я. — Сейчас в нашей стране имеется баланс между людьми в годах, людьми так сказать средних лет, и молодежью. Но с ростом рождаемости этот баланс сильно нарушится — на одного пожилого человека будут приходиться двое людей средних лет и условная пятерка людей молодых. Молодости свойственны горячность, дерзость и стремление бросать вызов устоявшемуся порядку. Сейчас, когда носителей жизненного опыта и продиктованных им правильных взглядов больше, чем молодежи, и неприятности создают только откровенные кретины. Но в будущем, когда юность станет превалировать над опытом, количество потенциальных проблем рискует стать чрезмерным. Называя просвещение важнейшим направлением, я ничуть не преувеличил — если мы не будем заниматься нашей молодежью, предоставляя ей возможность служить Империи приемлемым для нее способом и встраивая в столетиями существующие механизмы, этим станут заниматься наши враги — юноше легко внушить любые идеи, и он даже не поймет, что играет на руку врагам.

Министр подобрался, пожевал губами и серьезно кивнул:

— Дурно воспитанная молодежь способна испортить жизнь и себе, и другим, и я клянусь вам приложить все оставшиеся у меня силы на ниве Просвещения, Георгий Александрович. Кто, если не мы, опытнейшие подданные Его Императорского Величества, привьют юности правильные ценности?

— Я очень рад, что мы с вами разделяем одно видение, — улыбнулся я. — Передавайте дела вашему «товарищу», Иван Николаевич, проверим, насколько он справится с внутренними делами.

— Вячеслав Петрович — настоящий умница, — отрекомендовал Дурново заместителя, как бы показав, что не станет чинить тому неприятностей и смирится с моим решением.

Мы попрощались, и я в кресле повернулся к окну, поглазеть на гуляющих по площади дам и господ. Тяжелая неделя была — сначала Кишинев, потом, с интервалом в сутки — прииски. Масштаб последних я переоценил — ротшильдовским провокаторам удалось неплохо отработать владения Гинцбурга, а на большей части остальных хозяева оказались более вменяемыми и хоть как-то успели привести свои промыслы к заданным Законом об охране труда стандартам. Нормальный мужик с киркой на вооруженную охрану не пойдет, если его не довести до полнейшего отчаяния. Теплый барак, добротная кормежка, нормальные деньги с гарантированной возможностью отложить денег на то, чтобы перебраться с рудника в нормальное место до того, как могильный холод шахты вытянет из него все здоровье — всего этого уже достаточно, чтобы подавляющее большинство рабочих покрутило на провокатора пальцем у виска. На глазах же жизнь улучшилась, и цесаревич, который ее и улучшил, обещает не плошать и дальше. А слово он, все знают, крепко держит.

С рудниками разобрались быстро, в полном соответствии со спущенной мною «на места» еще давно инструкцией: по «бунтовщикам» стрелять только в крайнем случае — если совсем вразнос пойдут и начнут устраивать погромы за пределами «родного» рудника. Это, опять-таки, не разбойники и не душегубы, а нормальные православные мужики, которых довели до ручки. Ярость, пусть хоть трижды праведная, долго в душе кипеть не может, и, передушив охрану (около семи человек погибших, остальным хватило мозгов сдаться и посидеть в подвале, где их даже особо и не били), подняв на вилы парочку управляющих, мужики сами испугались содеянного и с великой радостью и уважением принимали переговорщиков-казаков. Совсем без наказаний не обойтись — кровь пролилась, а значит ответить за нее придется — но работяги, не будь дураки, согласились выдать для суда провокаторов.

Случись подобное в деревне, хрен бы нам «фигурант» обломился, пришлось бы выдергивать кого-то наугад — там община и многовековая круговая порука, а здесь — наемный труд и странный молодчик, который втянул в откровенный «блудняк». Местные следователи работают, им помогает моя частично «вскрытая» агентура — тоже в соответствии с инструкцией. Прииски работают под внешним управлением и за счет их хозяев приводятся к законным нормам.

Расследование и суды будут тянуться долго, и господин Гинцбург ныне сидит в родном особняке, под домашним арестом. С должности столичного Гласного его до окончания разбирательств сняли, а во всех его конторах кипит работа — гофмейстеры и стряпчие собирают фактуру.