Главная тайна Библии
Шрифт:
2. Основания надежды
Яснее всего эта всеобъемлющая надежда выражена в Новом Завете, в частности у Павла и в Книге Откровения. Я намерен перейти к этому вопросу, а параллельно мы поговорим о том, что первые христиане могут сказать представителям двух рассмотренных в предыдущей главе позиций. И особенно нам следует обратить внимание на три важнейшие темы.
Во–первых, это благое творение. Нет сомнений, что в I веке существовало множество альтернативных мнений, и на этом фоне первые христиане отличались тем, что решительно отвергали космологический дуализм любого рода, который не признавал творение благим даром Бога. Но благо оно исключительно потому, что — творение, а не в силу его самодостаточной и независимой «природы». У христиан не было и тени пантеизма или хотя бы панентеизма. Бог радикально отличается от мира, и нельзя говорить, что весь мир входит в состав существа под названием «бог». Библия постоянно утверждает, что единый живой Бог сотворил этот мир, отличный от Него, и не содержит этого мира в Себе. С самого начала творение было проявлением любви, когда Бог сказал свое «да» благости другого. Бог увидел все, что Он сотворил, и все это
Вторая тема касается природы зла. Согласно Библии, зло реально и сильно, но оно не связано с тем, что мир был сотворен, или с тем, что мир не есть Бог (получить бытие от Его любви — это уже само по себе прекрасно!), или с тем, что мир состоит из материи и подчинен законам пространства и времени, а не является чисто духовным, вечным и небесным. Зло не заключается в том — и это крайне важный пункт, — что мир изменяется и обречен на распад. Нет ничего плохого в том, что дерево осенью сбрасывает листья. Нет ничего дурного в том, что после заката наступает ночь. Зло никак не связано с подобными вещами; более того, именно преходящий характер благого творения указывает на великий замысел о нашем мире. Творение, прекрасно, но оно постоянно смотрит в будущее. Его преходящий характер подобен поставленному Богом указателю. Нельзя сказать, что стоящий в материальном мире, он указывает на мир бесплотный. Вернее сказать так: это указатель в мире, каков он есть, указывающий на мир, каким тот однажды станет по замыслу Творца, то есть указатель из настоящего в будущее, приготовленное Богом. Человек должен навести разумный порядок в этом саду, который еще не достиг совершенства, и если бы мир не был переменчивым, человек с большей легкостью превратился бы в идолопоклонника, то есть начал бы относиться к творению так, как если бы оно было Творцом. Все мы знаем, что подобное происходит слишком часто. Это возвращает нас к тому, о чем говорилось в первых двух главах. Здесь есть эсхатологическая двойственность (нынешний век и век грядущий), но не онтологический дуализм (злая «земля» и благие «небеса»).
Суть же зла сводится не к тварной природе, но к бунту идолопоклонства, к тому, что человек начал поклоняться и воздавать честь стихиям этого мира, а не создавшему их Богу. И это нарушило порядок во всей вселенной. Человек был призван стать мудрым наместником Бога в тварном мире, а вместо этого отвернулся от Творца и стал поклоняться более простым вещам, которые временно усиливают его власть или приносят наслаждение. В результате смерть, которая всегда была проявлением преходящего характера благого творения, приобрела новый смысл, что Библия иногда называет «духовной смертью». В Книге Бытия, как и во многих других текстах Ветхого Завета, основной образ смерти — это изгнание. Бог сказал Адаму и Еве, что они умрут в тот день, когда вкусят запретного плода; на самом же деле их в тот день выгнали из сада. Когда человек перестает поклоняться Богу, он обращается к тому, что не имеет в себе жизни. Если он поклоняется преходящему, получает лишь смерть. Но акт идолопоклонства выпускает зло в мир — это подобно цепной реакции с неисчислимыми последствиями. Таинственным образом испорченность творения сплелась с изменениями и распадом, которые были необходимы еще не достигшему совершенства творению. Поэтому то, что мы неудачно называем «природным злом», среди прочего указывает на тот последний миг, когда Бог сотрясет небо и землю. Пророки понимали, что это «сотрясение» необходимо Богу, чтобы в итоге родился новый мир. [107]
107
См. Аг 2:6 слл; ср. Рим 8:18–26.
Третья важнейшая тема — план искупления. Именно потому что творение было делом Божьей любви, искупление не чуждо Творцу, — Он желает заниматься этим радостно и самоотверженно. Искупление не в том, что Бог стирает все существующее и начинает снова с чистого листа, скорее это освобождение попавшего в рабство. А поскольку зло связано не с материальной природой, но с бунтом, порабощение человека и мира связано не с воплощением — иначе освобождение сводилось бы к смерти тела и к избавлению плененного духа или души. Но это рабство греха, а потому конечное избавление от него заключается не в доброте души или духа, но в новой телесной жизни.
Ради осуществления этого плана Бог выбрал Израиль, чтобы сделать его средством искупления, а затем, после долгой и пестрой истории отношений со Своим народом, послал Своего Сына Иисуса. Воплощение — а в иудейской традиции его уже предвещали некоторые вещи, особенно Храм как место, выбранное Богом, чтобы Он мог обитать на Земле, — не есть путаница в категориях, как сказали бы древние и современные платоники. Это решительное осуществление долгосрочного плана благого и мудрого Творца.
Если рассмотреть эту историю, в свете благости творения, можно увидеть, что пришествие Иисуса есть тот самый момент, которого все творение так долго ждало. Люди были призваны стать распорядителями, которых Бог поставил над творением, и вот тот, через кого все было сотворено, предвечный Сын, вечная Премудрость, становится человеком, который действительно способен стать распорядителем Бога и повелителем всего Божьего мира. Если же мы вспомним о бунте людей, из–за которого грех и смерть воцарились во всем мире, то снова увидим, что творение ожидало этого момента: вечная любовь Отца стала Его воплощенной любовью, и самоотдача вплоть до смерти, причем смерти крестной, примирила все творение с Богом. Если же соединить эти два аспекта истории и переложить их на стихи, получатся вариации на тему отрывка 1:15–20 из Первого послания к Колоссянам. Вот какова подлинная «космическая христология» Нового Завета: это не пантеизм,
Баланс утверждений в поэтических строках гимна 1 Кол 1: 15–20 показывает, что Павел стремится свести воедино творение и искупление. [108] Искупление не сводится к тому, что творение становится несколько лучше, как обычно думают сторонники эволюционного оптимизма. В то же время это не спасение духа и души от злого материального мира, как считают гностики, а перемена творения, чтобы избавить его от греха, уродующего его и искажающего. И это делает тот же Бог, теперь явивший Себя в Иисусе Христе, через которого все и было создано изначально. Достойно внимания, что сразу после таких великих строк Павел заявляет, что это Евангелие уже было проповедано всякой твари поднебесной (1:23). Иными словами, то, что совершилось в смерти и воскресении Иисуса Христа, касается не только людей, которые приняли Евангелие и потому обрели новую жизнь и сейчас, и в будущем. Эти события каким–то образом отзываются во всей вселенной, хотя мы этого не видим и потому не можем понять.
108
Относительно Кол 1 см. мою книгу The Climax of the Covenant (Edinburgh: Т. &T. Clark; Minneapolis: Fortress Press, 1992), ch. 5. Весь отрывок приведен в конце данной главы.
Итак, творение, зло и план искупления, открытый в Иисусе Христе. Все создатели Нового Завета, особенно Павел и автор Книги Откровения, находят слова для отражения тем. А теперь я хочу рассмотреть важнейшие новозаветные тексты, которые говорят о космическом измерении христианской надежды. Нам надо поговорить о шести главных темах, некоторые из них сами выражены сильными образами из тварного мира. Если рассказать о том, что Бог делает нечто новое, одновременно утверждая старое, вряд ли можно подобрать для этого более подходящие образы, нежели сев и жатва, рождение и новая жизнь, а также брак. Мы начнем с первого: сева и жатвы.
3. Сев и жатва
В главе 15 Первого послания к Коринфянам Павел использует образ «начатка», то есть первых плодов. [109] Этот образ восходит к иудейским праздникам Пасхи и Пятидесятницы, которые (по крайней мере, в развитой форме) были одновременно связаны и с сельским хозяйством, и с историей спасения. На Пасху в дар Господу приносили первые созревшие зерна ячменя. Семь недель спустя отмечалась Пятидесятница, когда приносили первую пшеницу. Приношение первых плодов означало, что за ним следует большая жатва. Разумеется, с точки зрения истории спасения Пасха была воспоминанием об исходе Израиля из Египта, а Пятидесятница — о прибытии к Синаю и о даровании Торы. Два этих смысла были тесно связаны между собой, поскольку Бог освободил Израиль и дал ему Закон ради того, чтобы Израиль наследовал землю и эта земля приносила плод.
109
1 Кор 15:20, 23; ср. Рим 8:23; 11:16; 16:5; 1 Кор. 16:15; 2 Фес. 2:13; Иак 1:18.
Павел прилагает этот образ иудейской пасхи к Иисусу. Он есть начаток, первый воздвигнутый из мертвых. Но это не один–единственный случай. Первые плоды напоминали о том, что вслед за ними появится великое множество подобных. Пасху Иисуса, то есть Голгофу и воскресение, произошедшие в пасхальные дни, очень быстро стали понимать в свете иудейского праздника. Воскресение Иисуса говорит о том, как великий Египет — грех и смерть — были побеждены, когда Иисус перешел Чермное море смерти и вышел на другом берегу. Далее в той же главе Павел говорит о природе воскресшего тела христиан, для чего указывает как на образец на новое тело Иисуса. Обратите внимание, что эти образы — безо всяких признаков гностицизма — указывают как на преемственность, так и на разрыв. Стоит также заметить, что — опять же, без какого–либо намека на склонность к эволюционному оптимизму — переход от посеянного зерна к урожаю включает и разрыв, а не только преемственность. Так и Исход из Египта, который символически связан с воскресением, есть исключительно проявление милости Бога. Сам по себе «прогресс» никогда бы не мог привести к такому результату. [110]
110
Время от времени появляются попытки представить само воскресение Иисуса как очередной эволюционный переход на новый этап: развитие Иисуса опередило развитие всех прочих людей, поэтому, с помощью «естественных» средств, он мог пройти через смерть и обрести новую жизнь. См., например, Stephen Holt in S.E.Porter, M.A.Hayes and D. Tombs (eds), ResMrrection, JSNT Supplement Series 186 (Sheffield: Sheffield Academic Press, 1999), 11.
4. Победная битва
Затем в Первом послании к Коринфянам появляется еще один образ, уже не так тесно связанный с природой, хотя и часто используемый в Ветхом Завете: образ царя, который утверждает свое царство, подчиняя себе всех потенциальных противников.
Павел утверждает, что Иисус будет править до тех пор, пока Ему не подчинится каждая сила вселенной, и одновременно говорит, что это не относится к Богу Отцу. Как бы мы ни понимали христологию, стоящую за этим отрывком, Павел, без сомнения, разворачивает перед нами богословие нового творения. Каждая сила, каждая власть во всей вселенной должна подчиниться Мессии, а в конечном счете перед Ним сложит оружие сама смерть. Другими словами, то, что мы воспринимаем как устойчивые свойства вселенной: энтропию, пугающий хаос и распад, — будут преображены Мессией, который действует от имени Бога Творца. Трезвые расчеты ученых показывают, что сегодняшняя вселенная постепенно утрачивает свою энергию и не может существовать вечно, и это ставит под вопрос надежды эволюционного оптимизма; но Евангелие Иисуса Христа утверждает: то, что Бог совершил с Иисусом, Он совершит и с другими — и не только с теми, кто пребывает «во Христе», но и со всем творением. Это будет новое творение, подобное тому творению, которое создал Бог, когда воздвиг Иисуса из мертвых.