Главный полдень. Дом скитальцев
Шрифт:
Готово! Он схватился за сердце, бедный веселый человек. Постоял, как будто размышляя о чем-то, и спросил:
– Это красивая местность? Нелепо…
– Что делать, – сказал почтарь. – Вот и автобус.
– Где Угол третий?
– Ты прошел мимо него – гитарист Федор Киселев.
– А, удачно! Зову водителя. Связью снабдит Киселев?
Почтарь кивнул. Вячеслав Борисович вышел и вернулся с водителем автобуса…
Степка говорит, что Вячеслав Борисович оставался на вид таким же веселым и обаятельным, а остальные обращались с ним почтительно и звали его «Угол одиннадцать».
Да,
– Отлучиться нельзя на полчаса! Паноптикум! Что здесь творится, товарищ дежурный?
– Чудо природы, товарищ капитан! – отрапортовал дежурный. – Вот, у задней стенки!
Капитан шагнул вперед, присматриваясь в полутьме… Ну и ясно, чем это кончилось. Правда, он тоже показал свой характер. Не произнеся еще пароля, распорядился поставить охрану у задней стенки сарая, снаружи:
– Весь состав прошел обработку? Хорошо. Потапова нарядите, с оружием!
Дежурный сказал:
– Есть поставить Потапова.
И они вышли.
Степану приходилось снова менять место. Он вспомнил, что окна лестничных площадок над универмагом выходят в этот двор, и побежал туда и еще добрых полчаса смотрел. С трех наблюдательных позиций он насчитал примерно пятьдесят человек, приходивших в сарай, кроме тех, кто являлся по второму разу как провожатый. С нового поста было видно, как Киселев распоряжается у сарая и каждому выходящему что-то сует в руку. Потом он ушел. Да, в самом начале милицейский газик укатил и вернулся через сорок минут. Сержант привез тяжелый рюкзак, затащил его в сарай. За ним поспешили несколько человек, видимо дожидавшиеся этого момента. Степка заметил, что они теперь выносили из сарая небольшие предметы – кто в кармане, кто за пазухой. Среди них был и Вячеслав Борисович. А детей в сарай не пускали.
Снова капитан Рубченко
Пока Степан рассказывал, я только кряхтел от зависти и досады. Как я не догадался пройти на почту через двор, уму непостижимо! В двух шагах был от Степки, понимаете?
Анна Егоровна слушала и все чаще вытягивала из кармана папиросы, но каждый раз смотрела на Сура и не закуривала. Сур исписал второй лист в блокноте. Когда Степка закончил словами: «Я подумал, что вы с Алехой беспокоитесь, и побежал сюда», Анна Егоровна вынула папиросу. Сур сказал:
– Прошу вас, не стесняйтесь, Анна Егоровна.
Она жадно схватила папиросу губами, Сур чиркнул спичку.
– Литром дыма больше, литром меньше, – сказал Сур.
– Пожалуй, такого не придумаешь, – сказала Анна Егоровна. – Еловое полено!.. Покажите ваши записи, пожалуйста… Так, так… Киселев устойчиво именуется Третьим углом. Хорошенький уголочек! Он руководит, он же обеспечивает связь… Складывается довольно стройная картина.
– Какая? – живо спросил Сур.
– Гипноз. Пень, который они называли «посредником», маскирует гипнотизирующий прибор. Жуткая штука! Но кое-что выпадает из картины. Дважды гипнотизировал сам Киселев, и вот этот вот разговор: «Развезем коробки по всем объектам».
– Вижу, – сказал Сур. – Коробки
– Сейчас надо заботиться о живых, – сказала Анна Егоровна. – Правильно. Необходимо ехать в район. – Она повернулась к Степке: – Горсоветовских работников ты знаешь в лицо? Некоторых… Они приходили в сарай? Нет? Впрочем, все течет, могли и побывать покамест.
– Телефон и телеграф исключаются, – сказал Сур.
Она кивнула, сморщив лицо. Теперь было видно, что она уже старая.
– У меня машина. «Москвич». До райцентра-то пустяк ехать, два часа, но кто знает положение на дорогах? Ах, негодяи! – сказала она и ударила по столу. – Знать бы, какую пакость они затеяли!
Степка сказал:
– Может, все-таки шпионы?
Сур промолчал, но докторша презрительно махнула рукой:
– В Тугарине шпионы? Брось это, следопыт… Секрет приготовления кефира и реле зажигания для «Запорожцев»! Брось… У меня такое вертится в голове… – отнеслась она к Суру, но Степан не унимался.
– Дьявольщина? – спросил он.
Докторша серьезно ответила:
– Это бы полбеды, потому что черти – простые существа. Их обыкновенным крестным знамением можно спровадить. Как действует это оружие?
– Что такое «крестное знамение»? – спросил Степка шепотом.
Я ответил, что не знаю, а Сур в это время говорил, что не может судить об этом оружии – о бластере то есть, – так как за долю секунды, пока оно работало, ничего нельзя было понять.
– В конце концов неважно, как оно действует, – сказала Анна Егоровна. – Мне что важно: форма очень уж странная. Смоделировано отнюдь не под человеческую кисть. Простая палка. Ни ручки, ни приклада… Антабок этих ваших нету, придела.
– Анна Егоровна, – сказал Сур, – именно на эти странности я вам и указывал в начале разговора.
– Вы думаете… – сказала она.
Сур кивнул несколько раз. Теперь я не выдержал и влез в разговор:
– Марсианское оружие бластер! Видели, как пыхнуло? Аннигиляционный разряд – вот что!
– Ну, пусть марсианское, – сказала она. – Я не люблю оружия, следопыты. Слишком хорошо знаю, как плохо оно соотносится с человеческим организмом. Товарищ Габриэлян, я хотела бы забрать этот властер с собой, в район. Для убедительности. Да и одного из мальчиков. Лучше этого. – Она показала на меня. – Второй пригодится здесь, вы совсем задыхаетесь. Властер придумали!..
– Бластер, – поправил я.
– Бластер, властер… – проворчала Анна Егоровна. – Пакость! Что-то у меня было противоастматическое, для инъекций…
Она нагнулась к своему чемоданчику, откинула крышку.
Сур рассматривал бластер, направив его кристалл в потолок. Вдруг докторша тихо проговорила: «Ого!», очутилась около Рубченко, тронула его веко и молниеносно нагнулась к груди. Мы вскочили. Анна Егоровна тоже встала. Лицо у нее было красное, а глаза сузились. Она сказала:
– Сердце бьется нормально. Он ожил.