Главный пульт управления
Шрифт:
В янтарном чае рублевой монетой плавал свинцовый свет, падающий из окна.
Гарри Григорьевич поднялся, пересек комнату, подошел к выключателю у выхода в коридор и зажег свет. В чашке, стоящей перед майором, вспыхнуло пять маленьких солнц – столько ламп горело в могучей лапчатой люстре под потолком.
– Да, пойми, Ефим, нет у меня ГПУ! И ни у кого нет! – махнул рукой Гергелевич.
– И Чапеля нет! – заметил майор.
Генерал застыл у двери.
– ГПУ здесь не причем! – раздраженно произнес он. – А я уж, тем более, здесь не причем!
– А
Лицо Гергелевича порозовело, то ли от темы разговора, то ли от выдержанного коньяка из стальной фляжки.
– А о том, кто причем, – медленно произнес он, – о том, кто причем, ни мне, ни тебе, Ефим Алексеевич лучше не знать! Есть такие вещи, которые лучше не знать! Вообще! Никому!
– Я так не думаю, Гарри Григорьевич! – повысил голос Ефим. – А, если, Чапель – не последний? Если это только начало? Если завтра еще кто-нибудь исчезнет? Вот я и хочу знать, если вы здесь не причем, то кто здесь все-таки причем?
Гергелевич достал фляжку, сделал хороший глоток и, выдохнув, раздраженно сказал:
– Дался вам всем этот Чапель! Да, Чапель сам виноват, если хочешь знать! Совал свой нос, куда попало, ну вот и получил!..
Ефим тоже начал раздражаться.
– А кто его вину установил? Вы? Или кто-то другой себя в судьи назначил? А, если завтра вы ему не понравитесь? Или я? Или мы все, а? Вот я и хочу знать, кто этот судья!
– Чтобы его остановить? – склонил к плечу длинное лошадиное лицо старый конструктор.
– Чтобы его остановить, – кивнул Ефим.
Гарри Григорьевич наклонил голову к плечу, рассматривая майора, словно новую мебель, потом поднес фляжку ко рту. Но пить не стал.
– А не получится! – блеснув глазами, произнес он. – Никак не получится!
На этих словах Гергелевича в коридоре нервно заколотился дверной звонок.
32. Незваные гости
За стеной прозвучали шаги Генриетты Павловны.
Щелкнул дверной замок, и раздались голоса. Рядом с мягким женским голосом экономки басовито звучали мужские.
– Это еще что за визитеры? – с неостывшим раздражением в голосе произнес Гарри Григорьевич, но выглядывать в коридор не стал. Изобразил на лице крайнюю досаду, запрокинул голову и повесил над ней фляжку. Но кроме нескольких капель ничего не дождался. Он развел руки в стороны с выражением: «Мало мне всех неприятностей, так тут еще и коньяк подевался неизвестно куда! Ну, как жить?»
Он досадливо чмокнул лошадиными губами, спрятал фляжку в задний карман брюк и направился к столу.
Гарри Григорьевич сел на свое место в его торце, лицом к входу. Подумал, поставил локти на стол и, сцепив ладони, соорудил подставку для головы. Потом уткнул в нее подбородок и уставился в находящийся против него дверной проем.
Как только он это сделал, из сумерек коридора выплыла коренастая фигура Виктора Сергеевича Секаченко. За ним возвышались
Начальник службы безопасности «Локомотива» окинул комнату взглядом. Когда он скользнул по Ефиму, майору показалось, что рядом с его лицом мечущейся бабочкой порхнуло бритвенное лезвие.
– Добрый вечер, Гарри Григорьевич! – без всякого намека на доброту, произнес Виктор Сергеевич.
– Чем обязан? – бесстрастным тоном директора банка, встречающего очередного просителя кредита, осведомился Гергелевич.
В это время раздался громкий стук. Взгляды всех присутствующих невольно прыгнули в то место пространство, откуда он исходил. На полу лежала пустая керамическая вазочка, сделанная в виде маленькой античной амфоры. Она упала с подоконника.
В следующую секунду плотная коричневая штора на окне вздулась. Из-под нее показалась снежная тюлевая занавеска и затрепетала, как живая. Через секунду ткань успокоились, но, оттолкнув шторы, в комнату въехала распахнувшаяся оконная створка. В комнате нашатырно-остро запахло приближающимся дождем. Он нес тревогу и томительное предчувствие События.
Все находящиеся в комнате оцепенели, словно пораженные мороком.
Первым пришел в себя Виктор Сергеевич.
Он по-собачьи встряхнулся и, обращаясь к хозяину дома, произнес:
– Гарри Григорьевич, прошу понять меня правильно! Но время вышло. Больше мы ждать не можем! И не будем! Москва нам такой возможности не дает! – он бросил взгляд на сидящего рядом с Гергелевичем Ефима и, раздельно выговаривая каждое слово, произнес:
– Прошу. Вас. Выдать. ГПУ.
Гарри Григорьевич оторвал подбородок от подставки из переплетенных рук, откинул голову назад и в таком положении некоторое время рассматривал Виктора Сергеевича.
Потом он расцепил пальцы и отправил правую руку за спину. Вернулась она с зажатой в ладони фляжкой.
В ту же секунду Виктор Сергеевич заученным движением выдернул из-под пиджака пистолет и направил его ствол на Гергелевича.
– Положите эту штуку на стол! – крикнул он. – Ну! Быстро!
В его голосе Ефим ощутил страх.
Гергелевич удивленно скомкал лошадиные губы и слегка покачал фляжку в ладони, словно пытаясь продемонстрировать: там ничего нет. Коньяк-то кончился!
– Я сказал, на стол! Иначе стреляю! – Секаченко довел количество угрозы в голосе до последнего предела.
Но Ефим почувствовал: в голосе Виктора Сергеевича возросла не только степень угрозы, направленной во внешний мир, но и степень его собственного страха.
Гергелевич недоуменно повел бровями и положил фляжку на скатерть.
Секаченко подошел к столу.
– Гарри Григорьевич, давайте сделаем все по-хорошему, – сказал он. – О деньгах я больше говорить не буду. Они вас ждут. Отдайте ГПУ и закончим на этом.
– Мир сошел с ума… – вздохнул Гарри Григорьевич. – Нету у меня этого ГПУ, ВЧК или чего там еще! Нету!