Главный пульт управления
Шрифт:
– Мужчины, вы чай будете? – спросила она.
Гергелевич оторвался от созерцания скатерти, посмотрел на свою экономку, будто не узнавая, и с деланным оживлением произнес:
– Ну, а чего же, конечно! Чайку, пончиков с джемом и чего-нибудь этакого… – он щелкнул пальцами. – Для настроения!
– Вы имеете в виду, газету с кроссвордом? – осведомилась гражданка Эссель.
Гарри Григортьевич засопел лошадиным носом и, раздельно выговаривая слова, произнес:
– Нет, я имел в виду не газету.
– А!
– Причем здесь «Птичье молоко»? – еще сильнее засопел Гергелевич.
– Не нужно на меня сердиться! – еще сильнее выпрямила и без того прямую, как антенна, спину Генриетта Павловна. Она стала похожа на актрису Ермолову с известного портрета художника Серова.
– Генриетта, не позорь меня перед гостем! – грозно сверкнув глазами, почти прошипел Генерал.
Экономка в удивлении приподняла брови.
– Да, что вы, Гарри Григорьевич, – сладко пропела она. – Какой же тут позор? Ефим Алексеевич прекрасно знает, как вы любите «Птичье молоко». Да, и чего ж тут стесняться? У каждого есть что-то свои слабости, что-то свое, любимое…
Гарри Григорьевич с шумом выдохнул воздух.
– Генриетта! – стиснув лошадиные зубы, процедил он.
– Да, Гарри Григорьевич? – ласково, как обращаются к маленьким детям, спросила женщина.
Гергелевич сверлил экономку глазами, так усердно, как это делает токарь с заготовкой из высокоуглеродистой стали, плохо поддающейся обработке.
– Слушаю Вас, Гарри Григорьевич? – приняла вид дисциплинированной секретарши Генриетта Павловна.
Гергелевич продолжал имитировать взглядом работу металлорежущего станка. Так продолжалось довольно долгое время.
Вдруг его напряженные губы размякли, морщины разгладились, а щеки даже слегка обвисли к низу.
– Спасибо, Генриетта! – неожиданно мягко произнес он. – «Птичье молоко» к чаю самый раз! Давай чай! Неси конфеты!
В глазах экономки на секунду проступила растерянность. Однако сильная женщина быстро взяла себя в руки, кивнула и растаяла в сумерках коридора.
Гарри Григорьевич завел руку за спину и вытащил из заднего кармана брюк блестящую плоскую фляжку из нержавеющей стали для танковых баков. Он показал ее Ефиму и с видом победителя склонил голову набок: дескать, вы-то думали, Гергелевич прост, а Гергелевич десяток таких умников, как вы, вокруг пальца обведет и не устанет!
Генерал отвинтил маленькую крышечку, поднес фляжку к лошадиным губам и, словно голодный младенец, получивший материнскую грудь, сделал несколько сосущих движений.
Затем он прикрыл глаза и несколько секунд просидел с удовлетворенным выражением на помолодевшем лице.
Потом он протянул фляжку Ефиму и вопрошающе поднял брови.
Ефим взял фляжку,
В коридоре раздались шаги.
Гергелевич мгновенно закрутил крышечку плоской фляжки и быстрым движением спрятал ее за спину.
Когда Генриетта Павловна вошла в комнату, с подносом в руках, мужчины сидели молча, с умным видом смотря друг на друга.
Женщина остановилась на пороге, будто столкнулась с невидимым препятствием. Она задрала нос и стала немного похожа на принюхивающуюся кошку. На ее лице проступило удивление. Она пронизывающим взглядом посмотрела на мужчин и еще выше подняла нос. Удивление в ее глазах сменилось растерянностью, а потом – выражением недоверия к самой себе.
Генриетта Павловна повела головой, словно отгоняя наваждение, решительно сдвинулась с места и, направилась к столу. Идя по паркету, она держалась за края подноса так же крепко, как начинающий велосипедист за рогатый руль своей двухколесной машины.
Экономка ловко расставила чашки, блюдца и чайник со свежим чаем. Закончив это, она встала у стола, держа поднос опущенным вдоль тела. Смотрела на мужчин, молчала, но не уходила.
– Ты, иди, Генриетта. У нас тут с Ефимом Алексеевичем разговор. Серьезный, – строго сказал Гергелевич, поднимая пузатый чайник.
Женщина окинула стол и сидящих за ним мужчин подозрительным взглядом, также молча повернулась и как-то неуверенно направилась к выходу из комнаты.
Уже на пороге она обернулась, сделала носом кошачье принюхивающееся движение, пожала плечами и вышла из столовой.
– Если что, я – на кухне, – донеся ее голос уже из коридора.
Гарри Григорьевич, держа чайник высоко над чашками, с ловкостью профессионального чайханщика разлил ароматный янтарный чай и грациозным движением иллюзиониста выдернул из-за спины хромированную фляжку. На этот раз Ефим от коньяка отказался.
Он отхлебнул свежий чай и, собравшись с духом, спросил:
– Гарри Григорьевич, свидетели утверждают, что Чапель вошел к вам в квартиру. Войти – вошел, но обратно не вышел. Что вы на это скажете?
Генерал проглотил очередную порцию коньяка, едва не поперхнулся и просипел:
– Скажу, что барахло у тебя свидетели!
– Нормальные свидетели, – взял булочку с джемом Ефим.
– Ефим, ты не крути! Ты хочешь сказать, что я с помощью ГПУ Чапеля в Вакууме законопатил? Так?
Ефим оторвал взгляд от янтарной поверхности налитого в чашку чая и посмотрел на Гергелевича в упор.
– Так! – неожиданно для самого произнес он. – Именно это я и хочу сказать…
И тут же снова опустил взгляд.