Главный рубильник (сборник)

Малицкий Сергей

03

Он очнулся на пластиковом полу брошенного корабля. Первая удача – сохранилась герметизация, есть, чем дышать. Хотя, температура все-таки могла быть и повыше. Кажется, ресурсы систем жизнеобеспечения на исходе. Несколько раз тускло мигнула лампочка аварийного маяка, вспыхнула и взорвалась. Все. Обратно дороги пока нет. Какие-то лохмотья, напоминающие мертвые водоросли, свисали с перегородок. Следами давних боев зияли отверстия в стенах и напольных покрытиях. Он сделал несколько шагов. С разбросанных предметов, останков искореженных механизмов поднялась пыль. И всюду кости, торчащие из разодранного обмундирования. Раздался негромкий писк. Он взглянул на руку. Небольшой наручный навигатор, собранный на органических кристаллах, выдал предупреждающую надпись: ”Защита-ноль, оружие-ноль, боезапас – ноль, ресурс – восемьдесят”. Синяя стрелка направления поиска кристаллов Гравера показывала в глубь отсеков, в сторону шлюзовой камеры. В том же направлении мерцала красная линия ожидаемой опасности. Он знал, что не всегда стоило верить этим навигаторам, но часто именно они позволяли избежать неудачи, а

то и гибели. Он сделал еще несколько шагов. На бедре зашелестел биопластовый мешок для сбора снадобья. “С корзинкой за кристаллами”, – вспомнились слова одного из генералов. Но он не Красная Шапочка, надо как-то улучшить свою экипировку перед встречей с действительной опасностью. Он осторожно двинулся по отсекам, выискивая возможные остатки амуниции либо вооружения. Наверное, вот эта комната когда-то была оружейным складом. Интересно, чем они сто пятьдесят лет назад воевали? Говорят, что тогда еще и пиратство процветало? А не был ли экипаж этого “Гравера” пиратским? По крайней мере, вооружение и защита – знатные даже по нынешним временам. Кажется, действительно нападение было внезапным, с помощью этого арсенала можно было бы отбиться от целого флота. Жаль только, что нельзя надеть на себя или унести все сразу. Остается только надеяться, что все сразу не понадобится. Где же выход?

04

Вот она, очередная тайна творения, оставляя кровавые следы, уползает в глубь коридора. Там, внутри этой скорлупки, где на сетку из нервных волокон нанизаны сгустки таинственной энергии, кроется разгадка, над которой он бьется так долго. Так долго, что порою уже не может найти отправную точку безрезультатного поиска. Что заставляет это убогое творение идти туда, где его ожидает смерть? Где он, невидимый вектор, управляющий безрассудством? И безрассудством ли? Неужели та сила, единственным обладателем которой он признавал миллионы вращений звезд только себя, суждена и этому нелепому существу? В таком случае это становится интересным, потому что единственное, чего он не мог себе позволить до этого момента, это общение с равным. Жаль, что он не может испытывать боль, также как и этот кусок органической ткани. Ничего. Дойдет черед и до полноты ощущений. Сейчас нужно восстановиться. Противник неплохо справился с его последним воплощением. Прекрасно. Подожди. Мир не успеет измениться за несколько мгновений. Ползи. Зализывай раны. Мы еще потанцуем….

05

Он уже знал многое. За эти двадцать – тридцать часов он узнал почти все. Он уже понял, что это искусственное образование – разомкнутая спираль на самом деле было не что иное, как огромный паноптикум. Разделенная непроницаемыми перегородками на отсеки, в каждом из них она поддерживала свой состав атмосферы, свою флору и фауну. Каждый отсек имел свои поселения аборигенов, свои леса, свои реки и свои пустыни. Он уже знал, что драгоценные кристаллы рождаются в бутонах лиловых цветов, растущих во всех отсеках, но если не найти в жилищах аборигенов сосудов, наполненных этими кристаллами, то на собирание их уйдет уйма времени. Он уже знал, что ниже уровня почвы или поверхности этих отсеков тянутся бесконечные технические коридоры, линии дорог и бесчисленные лифты, таинственные залы и ужасающие лаборатории. Он уже знал, что обитатели этого мира – порабощенные существа, могут быть и благодарными помощниками, а могут и озлобленными противниками. Он уже знал, что властитель этого мира, затеявший с ним опасную энтомологическую игру, кажется, отказался от неразумной затеи и теперь всеми подвластными ему организмами и механизмами пытается его уничтожить. Он уже сам сталкивался с этим властителем лицом к лицу, уничтожал его и понял, что его нельзя уничтожить. В какую бы оболочку он не был заключен, навигатор показывал красной линией только на него. Он командовал всем. И поклоняющимися ему аборигенами тоже. Даже разрушенный до легкого мерцающего нематериального облака, он оставался средоточием своего мира. Атака на его противника прекращалась, уцелевшие в очередной схватке механизмы, подчиняясь неслышимому приказу, двигались к светящемуся сгустку тумана, неторопливо, но настойчиво создавая своему хозяину новую материальность собственными телами. А у его противника, истекающего кровью, спешно глотающего драгоценные кристаллы, не на секунду не забывающего о своей миссии, появлялись минуты, чтобы привести себя в порядок, уйти в другой сектор, запутать следы, уделить необходимое время собственной защите и сбору драгоценных кристаллов. Кто сказал, что в жизни нет места подвигу?

Чего он не знал? Будущего. Того, что отыщет хранилище обездвиженных пленников, которых оживит и среди которых найдет и друзей, и врагов. Того, что его могущественный противник учится у него и с каждым разом становится опаснее. Того, что не каждый спасенный им будет благодарить его за спасение, а не ринется перегрызть ему глотку. Того, что, достигнув “ХХ-12”, попадет в засаду, и вновь оставшись единственным в живых, обнаружит, что аварийный маяк вместе со всем оборудованием корабля демонтирован и отправлен Властителем в одну из своих лабораторий. И истекая кровью, обернется и увидит за своей спиной мерцающий мглистый сгусток.

06

Наверное, он все-таки решил и эту проблему. Как сказал Координатор, – “На этот раз ты действительно справился неплохо, отдохни немного, завтра опять на работу”.

Она не спала.

– Тебя не было четыре дня, неужели трудно предупредить?!

– О чем?

– О том, что ты задержишься.

– Но ты же знаешь, какая у меня работа.

– Порой мне кажется, что эта работа у меня.

– Конечно и у тебя тоже, если мы одно целое.

– Что-нибудь случилось?

– Уже ничего, кроме маленького подарка.

Он положил на подушку чудесный лиловый цветок с голубым камнем внутри.

Она вздохнула.

– Не уходи больше

так надолго. Тут было жутко холодно, случилась какая-то авария, я чуть не замерзла. Ты согреешь меня сегодня?

07

Он проснулся от ее взгляда. Она сидела в углу полутемной комнаты, прижавшись спиной к шершавым пластиковым панелям калорифера, и с ужасом смотрела на него. Руки, которыми она обхватила плечи, мелко дрожали. Температура тела поднялась на 1,345 градуса. Сердцебиение ускорилось на 12 процентов. Внутричерепное давление на 9,5. На белках глаз обозначились тонкие кровеносные сосуды. Ротовая полость испытывала недостаток влаги. Влага выделилась из капилляров кожи и, выступив каплями пота, смочила тонкую ночную одежду. Мешая речи вздрагиванием челюстей, она прошептала сухими губами:

– Кто ты?!

«Кажется, она боится нас».

1999 год

Реконструкция

На излучине светлой речушки стоял городок в полусотню домов, не больше. Четыре улицы складывались крестом в площадь Советскую, на которой хмурился любовно посеребренный гипсовый Ленин. Серый асфальт от основания памятника змеился трещинами к пыльно-стекольному "Детскому миру", зданию райисполкома, утопающему в вишневых садах частному сектору и магазину "Культтовары". За спиной памятника, на бывшем кладбище, в железобетонной розетке колыхался язык пламени, и в канун дня Победы маялись двое пионеров в белых рубашках. Левее, за сверкающими свежей листвой липами, высилась крашеная суриком церквушка, на дверях которой висел тяжелый замок. От церквушки к вечному огню тянулся ряд постаментов с похожими друг на друга бюстами героев, чьи имена были высечены тут же. За кладбищем шумела на площадке ясельная детвора, за нею громыхала станками укрывшаяся за наглядной агитацией фабрика. С десяток дородных ткачих скоблили граблями скользкий от недавнего дождя жидкий весенний газон.

По переулку между яслями и фабрикой, сбивая пыль и прошлогоднюю листву в ручей черной грязи, ползла поливальная машина. Усатый горожанин в газетной пилотке, комбинезоне и клетчатой рубашке макал валик в ведро с бирюзовой краской и красил дощатый забор. Толстая торговка в киоске "Союзпечати" распаковывала пергаментные пакеты с газетами. У входа в дежурную часть милиции зевала пожилая немецкая овчарка на брезентовом поводке. Тут же стояла с метлами пара доходяг и, ловя плечами утреннюю свежесть, имитировала подметание тротуара под присмотром одутловатого сержанта. На расчерченной мелом дорожке прыгала и двигала носком баночку из-под ваксы конопатая девчонка с ободранными коленками.

Возле автобусной остановки матюкающийся водитель менял спущенное колесо ПАЗика. Трое унылых горожан тоскливо изучали расписание автобусов. Разбитый пятьдесят первый тянул к площади квасную бочку. У магазина "Бакалея" стояла очередь старушек. На ступенях домишки под вывеской "Дрюон. ППС – 20 кг" дремал очкарик с мешком макулатуры. У ворот ЦРБ селянки продавали редиску и укроп. В палисаднике за аптекой спал на грядке анютиных глазок синюшный алкоголик. «Скорая помощь» стояла у вросшего в землю нищего дома за "Культоварами". На облагороженных кусками черного шифера балконах пятиэтажек колыхалось сырое белье. На рогах коллективных антенн сидели групками по три – черные, похожие на механических игрушек галки. Из репродуктора, закрепленного на здании горисполкома, бодрый голос пел веселую песню про городские цветы, которые тут же старательно тыкали в коричневую от перегноя клумбу работницы коммунального хозяйства. По потрескавшемуся асфальту в скрывающуюся во дворах "хрущевок" школу шла стайка школьниц в коричневых платьях и белых фартуках. Старик в драповом пальто старательно отводил в сторону руку, чтобы батон хлеба и треугольный пакет молока в сетке-авоське не били его по колену. За стариком тянулась полоска белых капель. Над головой раскинулось неестественно голубое, без облачка небо, солнце в котором поражало нескрываемо злобным сиянием. И всюду были видны огромные желтые автобусы с черными стеклами.

Они прибывали с северной окраины города каждое утро и бесшумно, не исторгая ни копоти, ни дыма, ни урча, ни шурша шинами, расползались по его улицам и переулкам. Подолгу стояли у ограды яслей, на площади, у школы, у магазинов, у пляжа на берегу светлой речушки, у дискотеки в городском парке. Когда же над городом опускалась ночь, они вновь уползали на его северную окраину. Оттуда, по все такой же потрескавшейся от времени асфальтовой полосе, автобусы катили дальше к северу, пока не останавливались у мутной пелены, через которую проезжали с трудом, словно продирались через вставший дыбом пласт серого киселя. За киселем гудела и мигала огнями производящая его огромная машина. В ночи, под странно чистым и странно звездным небом, она и сама сияла огнями и казалась упавшим на землю куском Млечного пути. Она же сотворяла светлую речку, прокачивая и очищая в своих потрохах ползущую по изгаженной канаве смертельную жижу. Но автобусы не останавливались у машины и по проложенной среди пепла и угля, мертвых остовов зданий и покрытых ржавчиной пепелищ пластиковой полосе устремлялись еще дальше к северу. Так они оказывались на огромной, покрытой шестиугольными стеклянными плитами площади, заполненной еще более странными механизмами, чем звездная машина. Похожие на чайники, тарелки, кубы и шары, усеянные удивительными выпуклостями и вогнутостями, удивительные аппараты ждали автобусов, словно неведомые ульи. Когда те подъезжали к ним, аппараты выдвигали прозрачные рукава и хоботы, присасывались к дверям автобусов и начинали откачивать из них что-то неясное, наполненное извивающимися отростками. Словно автобусы везли медуз, что однажды выбрались на берег и попытались хоть в чем-то походить на людей. После откачки хоботы втягивались внутрь, аппараты начинали пыхтеть огнями и один за другим поднимались в странно звездное небо, а автобусы выстраивались на краю площади в ожидании следующих ульев.