Главный рубильник. Расцвет и гибель информационных империй от радио до интернета

Ву Тим

Человеком, решившим бросить вызов системе, оказался Турман Арнольд, профессор права из Йельского университета. Он стал грозой монополий и весьма нелестно отзывался о промышленной концентрации. Арнольд, чье имя и сейчас украшает одну из самых престижных юридических фирм в Вашингтоне (Arnold & Porter), был по сегодняшним меркам антимонопольным радикалом, фундаменталистом, считавшим, что закон должен соблюдаться дословно. В книге The Folklore of Capitalism («Фольклор капитализма»), написанной в 1937 г., Арнольд сравнил функции антимонопольного закона США с законодательством, посвященным проституции: по его мнению, оба существовали скорее для того, чтобы потешить американское нравственное тщеславие, а не для реального применения {270} .

270

Thurman W. Arnold, The Folklore of Capitalism(New Haven: Yale University Press, 1937), 211. Разумеется, в свете этих противоречивых мотивов Арнольд считал, что антимонопольное законодательство в стране систематически игнорируется. См. там же, 207–230.

Выражения Арнольда, возможно, были резкими, но у него имелись основания для этого. Раньше Америка

была страной малого бизнеса и фермерских хозяйств, однако, когда Арнольд возглавил антимонопольный комитет в 1930-х гг., практически в каждой отрасли доминировали монополии и картели. По знаменитому выражению экономиста Альфреда Чандлера, американская экономика теперь управлялась «видимой рукой» управленческого капитализма {271} . И это несмотря на то, что Акт Шермана — главный антимонопольный закон — открыто и недвусмысленно ставил монополизацию и ограничение торговли вне закона. Даже не будучи юристом, можно понять это из статей 1 и 2 [52] :

271

Alfred D. Chandler, Jr., The Visible Hand: The Managerial Revolution in American Business(Cambridge, MA: Belknap Press, 1977).

52

Существует дискуссия на тему того, что текст закона, по сути, двусмысленный.Она берет свое начало в рассуждениях, что под определение незаконных действий попадает слишком много вещей — получается, что Акт Шермана нельзя понимать буквально.

Любой договор либо объединение в форме треста или иной либо тайный сговор для ограничения торговли между несколькими штатами или с иностранными государствами объявляется незаконным.

Любой человек, который монополизирует или предпринимает попытки монополизировать любую сферу торговли между несколькими штатами или с иностранными государствами, будет считаться виновным в тяжком преступлении.

Получив добро от сената, Арнольд тут же принялся за осуществление своего буквального понимания антимонопольного закона. Его целью было начать быстрые, заметные судебные процессы для раздробления картелей, вред которых американцы легко могли понять. Первые иски обрушились на автомобильную индустрию (GM, Ford и Chrysler — «большая тройка»), на Американскую медицинскую ассоциацию (которую он обвинил в препятствии конкуренции среди программ медицинских страховок), а также на самую интересную для нас отрасль — кинематограф. В иске Арнольда 1938 г. против Голливуда приводилось 28 отдельных нарушений Акта Шермана и требовалось отчуждение кинотеатров «первого экрана». Он неустанно повторял, что киноиндустрия «совершенно не соответствует американскому духу», и заявлял, что ее структура — это «вертикальный картель наподобие тех, что работают в гитлеровской Германии и сталинской России» {272} .

272

«Arnold Demands a New Movie Deal», New York Times,April 23, 1940, 19. Информацию по делу против AMA см. в United States v. American Medical Association,110 F.2d 703 (D.C. Cir. 1940). С отсрочкой Верховного суда 1938 г. по делу против студий можно познакомиться в Interstate Circuit v. United States,304 U.S. 55 (1938).

Следующее десятилетие прошло в так и не удавшихся попытках урегулирования и мировых соглашениях, но антимонопольному комитету в конце концов удалось достичь того, к чему стремился Арнольд. В 1948 г. Верховный суд США согласился с заявлением Министерства юстиции, что Голливуд является незаконной тайной организацией, которая ограничивает торговлю, и что соответствующей мерой будет отделение киностудий от театров. Руководство суда в лице судьи Уильяма Дугласа с готовностью приняло точку зрения Арнольда, что кинотеатры «первого экрана» являются ключевым моментом в ситуации, после чего все надежды на спасение Голливуда окончательно развеялись. Суд постановил, что цены, несомненно, установлены в сговоре и начиная с 1919 г. — со студии Цукора Paramount — независимые театры подвергались притеснению путем продажи фильмов «блоками». Существовали и другие нарушения, но упомянутых было достаточно. В течение следующих нескольких лет каждую киностудию обязали продать свои кинотеатры {273} .

273

Окончательное решение Верховного суда, принятое в 1948 г. по процессу, вошедшему в историю как «дело Paramount», см. в United States v. Paramount Pictures, Inc.,334 U.S. 131 (1948).

Вердикт Paramount стал первым примером невероятной власти государства над новыми информационными отраслями XX в. Схватив отрасль за горло, власти спровоцировали настоящий приступ созидательного разрушения. Нарушения были бесспорными, но тем не менее в решении правительства присутствовала и доля деспотизма. В конце концов, не эта ли власть в прошлом поддерживала и поощряла вещательные сети в их притязаниях на рыночное господство? Турман Арнольд просто был другой головой этой же гидры. Лишенные контроля над кинопрокатом, голливудские студии потеряли своих гарантированных зрителей. Их концепции бизнеса предстояла глубокая трансформация.

Разразившийся вскоре после распада хаос не принес экономических выгод. Роберт Крэнделл, экономист из Брукингского института и критик антимонопольного законодательства, утверждал: решение по делу Paramount в существующем виде не смогло обеспечить снижения цен на билеты в кинотеатры [53] . Возможно, для подобного удара в принципе не существует благоприятного времени, однако данный момент оказался особенно неудачным. Появление телевидения и развитие пригородных районов в послевоенный период сильно уменьшили зрительскую аудиторию и, соответственно, прибыль с ключевых городских рынков кинопроката. С другой стороны, в каком-то смысле вердикт по киностудиям можно назвать той самой горькой пилюлей, которая действительно была необходима Голливуду, переживавшему застой. Потеря кинотеатров «первого экрана» заставила серьезно поменять весь процесс создания кино. Организационная инерция преодолевается с большим трудом: как правило, систему не чинят,

пока она не сломалась. В данном случае система, против своей воли, была разрушена полностью {274} .

53

Разумеется, никто не может гарантировать, что цены не поднялись бы еще выше, даже если бы отрасль осталась нетронутой, — ведь изменяющийся рынок оказывает все новое давление на производителей.

274

Довод Крэнделла о том, что дело Paramount не привело к снижению цен на билеты, см. в Robert W. Crandall, «Postwar Performance of the Motion-Picture Industry: The Economics», Antitrust Bulletin20 (1975): 61. Комментарий Андерсона, а также дальнейшее обсуждение влияния цветущей телеотрасли на кинематограф см. в Martin Halliwell, American Culture in the 1950s(Edinburgh: Edinburgh University Press, 2007), 147. Оригинальная работа Андерсона: Christopher Anderson, Hollywood TV: The Studio System in the Fifties(Austin: University of Texas Press, 1994), 1.

Несмотря на непосредственные результаты вердикта по Голливуду, это решение запустило живительную трансформацию американского кино как явления культуры. Отрасль была отброшена назад — в состояние открытости, царившее в 1920-х гг. Арнольд надеялся, что самостоятельность кинотеатров даст возможность независимым продюсерам и даже иностранным режиссерам, которые были долгое время исключены из отрасли, напрямую продавать свои картины. В 1950-х и начале 1960-х гг. кинематограф не развивался. Когда же схема создания кино поменялась и возвратилась к децентрализации, невиданной с 1910–1920-х гг., изменились и сами фильмы. После постановления суда киноиндустрия стала постепенно переходить на штучное производство взамен штамповки однотипного продукта. При этом видение режиссера или продюсера начало играть более заметную роль. «После разделения бизнеса киностудий производство фильмов претерпело большие изменения, — писал экономист Ричард Кейвс, — теперь фильм должен быть уникален. Редко можно увидеть в двух картинах один и тот же идеальный список ярких талантов» {275} .

275

Richard E. Caves, Creative Industries: Contracts Between Art and Commerce(Cambridge, MA: Harvard University Press, 2002), 95–96.

После падения киностудий, возможно, даже более критической переменой, чем структура создания фильмов, стал конец системы цензуры. Власть старого Кодекса Хейса, написанного Дэниелом Лордом и внедренного Джозефом Брином, была, по сути, аннулирована, когда студии потеряли контроль над тем, что показывают кинотеатры {276} .

Теперь кинотеатры могли свободно покупать неутвержденные фильмы и игнорировать режим, навязанный студиями в обмен на благосклонность Брина. Поэтому стал возможен совершенно другой подход к кинопроизводству. Продюсеры воспользовались возможностью и стали снимать более мрачные, альтернативные и противоречивые ленты — словом, все, что было запрещено Кодексом. Сам Кодекс еще действовал, но уже не обладал разрушительной властью. В 1966 г. 45-летний Джек Валенти, новый глава Американской ассоциации кино, решил, что надо «отправить его на свалку при первой же возможности». Позднее он отметил нечто очевидное: «От этого угрюмого, сурового списка требований и запретов исходил отвратительных запах цензуры» {277} .

276

Обсуждение ключевых игроков и событий в наступлении эпохи Нового Голливуда, свободного от оков Кодекса Хейса, см. в Peter Biskind, Easy Riders, Raging Bulls: How the Sex— Drugs— and Rock’N Roll Generation Saved Hollywood(New York: Simon and Schuster Paperbacks, 1998), 23–52.

277

Jack Valenti, The Voluntary Movie Rating System: How It Began, Its Purpose, the Public Reaction(pamphlet, 1996).

В 1968 г. Валенти ввел знакомую нам систему рейтингов (G, PG, R, X) [54] , но это был отнюдь не возврат к ограничениям, а наоборот — возможность снимать кино, явно неподходящее для детей, вплоть до таких картин, которые называют «взрослыми». В то же время на американский кинематограф оказал влияние импорт европейских фильмов. Глядя на популярность иностранных работ — как правило, более печальных, интеллектуальных и откровенных, — отчаявшиеся студии были вынуждены инвестировать в новый тип отечественных произведений. В результате появилось то, что историки кино называют эрой Нового Голливуда, символами которого стали картины «Бонни и Клайд», «Беспечный ездок» и «Полуночный ковбой» — все они были острыми и вызывающими. Началась новая страница в истории отрасли и культуры [55] .

54

G — без ограничений. PG — детям рекомендуется смотреть вместе с родителями. R — дети допускаются только со взрослыми. X — допускаются только взрослые. Прим. перев.

55

Пожалуй, сложно представить, что без антимонопольных мер администрации Рузвельта Голливуд не подтянулся бы к вкусам публики в 1960-х гг. Опрокинуть Кодекс могли изменившиеся пристрастия зрителей. Однако не стоит недооценивать способность устоявшейся отрасли избегать риска нововведений. Самым невероятным примером этой тенденции в истории кино, пожалуй, стало раннее сопротивление полнометражным фильмам.

Экспериментальное поле в кино 1970-х гг. оказалось настолько широко, что какое-то время — как бы удивительно это ни звучало — фильмы с рейтингом X, то есть порнография, шли в кинотеатрах наравне с обычным кино. Самым известным примером стала картина 1972 г. Deep Throat («Глубокая глотка»), которая демонстрировалась в основном в тех же кинотеатрах, что и сегодняшние голливудские блокбастеры, а также имела сопоставимые кассовые сборы. Кинематограф старался уйти как можно дальше от тех дней, когда Кодекс Хейса требовал предварительного согласования каждого фильма и, само собой разумеется, обязывал режиссеров давать зрителям «правильные» ответы на все социальные вопросы.