Главный врач
Шрифт:
– Какой еще вред от переливания консервированной донорской крови? - не то спросил, не то возмутился Ребеко.
– Мы считаем, - не уловив в словах Якова Матвеевича насмешки, ответила Титова, - что консервированная донорская кровь останавливает кровотечение. На самом же деле - наоборот. Считаем, что она питательна. В действительности же питательные свойства только в той ее составной части, которая называется альбумином. Думаем, что кровь стимулирует выработку своих запасов. Оказывается, что массивные переливания эту выработку тормозят. И еще. Нашему отделению переливания крови давно пора перейти
– Где вы набрались этой чепухи? - не выдержал Корзун.
– Это не чепуха, а многократно проверенные научные факты.
– Вы хотите быть умнее центрального института переливания крови. Там, между прочим, создают "голубую кровь", в которой нет ни вирусов, ни всех других несчастий, про которые вы нам рассказывали.
– Да не нужна нам эта "голубая кровь", - не выдержала и Титова. Давайте наладим как следует то, что у нас есть. Перейдем от ненужной консервированной донорской крови к заготовке составных ее частей. И переливать их станем не по принципу "капля за каплю", а по-другому - только от одного донора...
Ребеко много раз порывался остановить Титову, но какая-то сила удерживала его. Наконец хлопнул ладонью, как припечатал:
– Послушать вас, так все должны делать то, что вы считаете нужным. Но порядок все-таки есть порядок. Мы не допустим анархии. Есть приказ главного нашего штаба, и мы должны его выполнять. А за самодеятельность понесете наказание...
Уходила Наталья с заседания медицинского совета вконец расстроенной. Ну почему так получается? Она же болеет душой за дело, хочет, чтобы было лучше, чем есть. Не понимают? Или не хотят понимать? Корзун, чувствовала, вооружился до зубов. Будет преследовать ее, где только сможет. Ну с ним все ясно. Но Ребеко! Он же казался ей объективным и мудрым. Почему он за безнадежно устаревшую практику? Видно, сдает. Годы...
До отхода автобуса еще оставалось время. Наталья зашла в универмаг. Нужно купить для Оксанки большую куклу с закрывающимися глазами. Оксанка не просила. Но Наталья уже дважды замечала, с какой завистью смотрела она на кукол, с которыми играли соседские девочки. Этот взгляд говорил больше, чем любые просьбы. К просьбам детей, особенно настойчивым, мы часто относимся как к капризам, которые не следует поощрять. Другое дело - взгляд. Кажется, ребенок понимает, что нет возможности что-то ему купить. Он молчит, входит в твое положение. Разве можно перед этим устоять? Наталья выбрала самую большую и самую красивую куклу с голубыми глазами и длинными волосами. Марья Саввишна, наверное, не похвалит ее за такое расточительство. Скажет: разве можно воспитывать в ребенке тягу к дорогим вещам? Уж лучше бы потратила несколько часов и сделала куклу своими руками. Оксанка после этого стала бы и сама что-нибудь мастерить. Но тут ведь особый случай...
Приехала домой, когда на дворе были уже сумерки и в окнах горел свет. Марья Саввишна сидела у печки с Оксанкой на коленях и читала ей сказку. Увидев Наталью, девочка спрыгнула на пол, подбежала, обхватила руками ее колени.
– Тетя Наташа, вы уже вылечили сегодня больных?
Милая
– А что это у вас в коробке? - спросила Оксанка.
– Это один добрый гном передал тебе подарок. Сказал, что Оксанка хорошая девочка и что за это ей полагается хорошая кукла. - Наталья подошла к дивану, положила на него коробку и начала развязывать тесьму. Украдкой поглядывала на Оксанку. Девочка, сгорая от нетерпения, уставилась на коробку.
Наконец тесьма развязана и крышка снята. Ох, какое чудо! У Оксанки, кажется, никогда еще так не загорались глаза. Она осторожно прикоснулась к белокурым волосам куклы, словно хотела убедиться, что это не сон, что это все наяву.
– Ну бери же, она твоя, - утирала глаза Наталья.
Оксанка извлекла куклу из коробки, посмотрела, как та открывает глаза, прижала ее к себе.
– И как же назовем твою дочку? - спросила Оксанку Марья Саввишна. Девочка обернулась, посмотрела на Наталью, молчаливо спрашивая у нее совета.
– Сама придумай.
– Таня, - нерешительно произнесла Оксанка.
– Ну что ж, Таня так Таня, - согласилась Наталья.
– Таня! - уже твердо и громко ответила Марье Саввишне Оксанка.
– Все это так, - обратилась Марья Саввишна к дочери. - Но зачем такие дорогие покупки?
– Это не покупки, а гномик подарил, - внесла ясность Оксанка.
– Ничего, мама, не обеднеем.
– Ну смотри, как знаешь. А там что совет насоветовал?
– Заклевали твою дочку, мама.
– А Яков Матвеевич куда же смотрел? А Иван Валерьянович?
– Иван Валерьянович будто с цепи сорвался.
– Обидела ты его, Наталка. Обидела, и крепко. А он как-никак тебя спас.
– Значит, по-твоему, мне надо было выходить за него замуж? Так надо тебя понимать?
– Я этого не говорила. Ты взрослая и сама должна решать.
Оксанка уже спала в своей кроватке в обнимку с куклой Таней. На личике блуждала радостная улыбка. Кто знает, может, этот вроде бы ничем не примечательный день запомнится ей на всю жизнь, останется в памяти как знак людской доброты. Потом, когда Оксанка станет взрослой, все это, может быть, отзовется в ее сердце...
12
Накануне Наталья Титова сообщила в районный отдел внутренних дел, что Юрия Андрица можно выписывать. Сказала об этом и самому Андрицу. Юрий, складывая вещи, напевал вполголоса: "Я уеду к северным оленям..."
– Как дальше, товарищ старший лейтенант?
– Знаешь же, чего спрашиваешь?
– Эх, товарищ старший лейтенант, если бы я знал...
– Не прикидывайся казанской сиротой. Знал, хорошо знал, что за такие шалости премии не выдают и почетными грамотами не награждают. Просто остановить было некому, когда пер на рожон. Как же не покрасоваться перед девушками, не выделиться среди дружков.
– А хотя бы и так? Быть не таким, как все, разве это плохо?
Алесь вприщур посмотрел на Юрия. Волосы торчком, как у ежа иголки. И характер ершистый. Сказал, не надеясь на согласие: