Главред: Назад в СССР. Книга 2
Шрифт:
– Полосу не подпишу, – твердо сказала Клара Викентьевна. – И чтобы вам было понятней, это распоряжение самого Анатолия Петровича. Меняйте.
– Простите, что? – мне показалось, что я и впрямь не расслышал. Просто не хотел принимать правду.
– Меняйте! – повторила, повысив голос, Громыхина.
– Нет-нет, – я покачал головой. – Вы сказали, что Анатолий Петрович запретил подписывать полосу?
– Именно, – подтвердила Клара Викентьевна. – Это его правки, а не мои, поймите вы наконец…
И она протянула мне полосу со статьей о Павле Садыкове. На ней красной
Но почему? За что? Как так получилось? Испугался за собственную карьеру на старости лет? Решил перестраховаться? Эх, если бы можно было ему рассказать, что я знаю будущее. Что в политической верхушке страны сейчас плетутся интриги, и идеям гласности активно сопротивляются… Но уже скоро они возьмут верх, и граждане СССР будут знать больше о своем прошлом, о настоящем. О том, что на самом деле происходит в Чернобыле, как болеют и умирают люди. Все это будет чуть позже, но мы можем помочь нашим парням гораздо-гораздо раньше.
– А если я все же дам этой полосе ход? – я посмотрел прямо в глаза Кларе Викентьевне.
– Тогда можете смело прощаться и с должностью, и с партбилетом. Без моей подписи статья в газету не пойдет.
И как быть? Спорить? С Громыхиной не имеет смысла – это не ее решение, и даже убеди я ее в чем-то, это ничего не изменит. Звонить Краюхину? Тем более глупо. Он видел финальный вариант статьи, читал все, что я нашел, но его это не убедило. Значит, все кончено, я сделал все, что мог…
Я развернулся и привидением прошагал мимо застывшей в недоумении Валечки, зашел в свой кабинет, уселся в кресло и бессильно уронил голову на руки.
– Все нормально, Жень? – встревоженно спросил Бульбаш и потряс меня за плечо.
– Все в норме, Виталий Николаевич, – я заставил себя улыбнуться. – Устал просто. Ты давай пока в цех иди, а я следом. Мне чуть посидеть нужно, в себя прийти. Скажи, что меняем полосу Мирбах на горячее расследование от Сони. Надеюсь, Марта Рудольфовна на меня не сильно обидится.
Бульбаш закивал, суетливо собрался и пошел к верстальщикам. А я смотрел на изможденное лицо Павлика Садыкова по центру непринятой полосы и думал. Его все равно спасут, убеждал я себя. Он под присмотром грамотного врача, учителя Аглаи Ямпольской. Плюс о нем знают наша парторгша и первый секретарь райкома. Ему не дадут умереть. Ему помогут. Так зачем мне тогда рисковать своим будущим?
В голове пронеслись мои грандиозные ленинские планы. Развить газету, создать медиахолдинг, рулить медиаполитикой Андроповского и скоро опять Любгородского района. Ничего этого не будет, если я упрусь рогом и пойду наперекор Краюхину и Громыхиной. А так… Павла спасут, а я продолжу развивать родной советский «принт», буду готовить его к новым временам. И никто не уйдет обиженным. Лучше пожертвовать пешкой, чем королем…
Бах!
Я так сильно ударил кулаком по столу, что в первые секунды испугался, будто получил
Не смей, Кашеваров! Или Кротов, кто я сейчас больше, даже не знаю. Павел Садыков – не пешка. А ты – не король. Ты, Евгений, редактор районки, но прежде всего ты еще человек. Порядочный человек, а не крыса. Историю ликвидатора читатели должны узнать без прикрас. И не только историю, но и судьбу его самого, а заодно еще около ста восьмидесяти таких же Павликов из Андроповского района. В каждом из которых тлеет искра бомбы замедленного действия, имя которой Чернобыль.
Плевать! С моим талантом и знаниями о будущем я не пропаду. В конце концов, для чего судьба дала мне еще один шанс? Для того, чтобы я добился успеха, идя по головам, или чтобы оставался человеком? Думаю, для второго.
Я решительно встал и направился в цех предпечатной подготовки. Но перед этим схватил ручку и скопировал подпись Громыхиной на чистой копии полосы со статьей о чернобыльцах. Будь что будет! На душе стало одновременно противно и радостно. Странное ощущение. Я подделал подпись парторга и штатного цензора, по сути, совершил должностное преступление, но в то же время я этим самым спасаю людей. Пусть даже без их ведома.
– Наконец-то, Евгений Семенович! – обрадованно воскликнул метранпаж Правдин. – Все в порядке? Замен нет, кроме полосы Мирбах?
– Все… – начал я, и тут дверь в цех отворилась.
В помещение вошла Клара Викентьевна и строгим внимательным взглядом обвела присутствующих. Задержалась на мне. Сердце замерло, руки непроизвольно смяли полосу с подделанной подписью.
– Все готово, Евгений Семенович? – спросила Громыхина, подходя ко мне с неотвратимостью танка и аккуратно выхватывая из моих рук злосчастный листок. Посмотрела на текст, на якобы свою подпись.
– Да, – еле выдавил я из себя, готовый ко всему.
– Тогда чего тянем? – прозвенел по цеху ее металлический голос. – Полосы сверены, все подписано. Сдавайте в печать!
Глава 3
Газета ушла в печать по графику, а Громыхина попросила меня зайти к себе в кабинет. Однако разговор у нас с ней все-таки состоялся раньше – когда мы ехали в лифте на четвертый этаж.
– Скажу прямо, Евгений Семенович, – Клара Викентьевна смотрела на меня поверх стекол очков, – ваша выходка с моей подписью обескураживает. Но при этом… вы меня восхитили, как бы это ни прозвучало.
– Чем же? – я удивленно поднял брови.
– Решимостью, – мгновенно ответила парторгша. – Вы и вправду очень изменились. В лучшую сторону. Подделка подписи – это лишь форма. Я верю, что вы это сделали из лучших побуждений. Но на будущее прошу: не делайте столь поспешных движений, чтобы не наломать дров. Лучше для начала поговорить.
– Согласен, – кивнул я. – Простите меня, Клара Викентьевна.
– Вы меня тоже, – улыбнулась Громыхина, правда, улыбка получилась довольно грустной. – Мне кажется, я слишком передавила…