Главы государства российского. Выдающиеся правители, о которых должна знать вся страна
Шрифт:
– Вот вы – простой человек, – обратился Румянцев к истцу, – а я судья и занимаю важный пост. Но если бы меня кто-то случайно убил, его бы не наказали.
– А если бы губернатора?
– Тоже!
– Ну, а если бы кто-нибудь случайно убил царя?
Судья смутился и строго заметил:
– Об этом, сударь, вы лучше помолчите.
Багриновский пытался сделать суд понятным для народа, и его за мудрые решения прозвали Соломоном. Разбиралось как-то дело о двух охотниках, купивших в складчину одну собаку и потом заспоривших, кому она должна принадлежать. Багриновский вместе с публикой вышел из судебной
Вид на набережную Невы у Академии художеств в Петербурге летним днем. Художник Петр Верещагин
Свешников за гуманность, правдивость и ум заслужил о себе хвалебную фразу: «Это сама христианская мудрость».
Мировые судья быстро стали надеждой и опорой народа, до того боявшихся судебных чиновников пуще бешеных собак.
В Александровском сквере Петербурга было устроено подобие притона, отчего там часто происходили беспорядки. Мировой судья Матвеев явился туда как-то под вечер и, убедившись в справедливости жалоб, распахнул пальто и показал на шее судейскую цепь. Он предложил окружившим его местным обывателям следовать за ним в судебную камеру, чтобы составить и подписать протокол о ликвидации этого злачного места. Толпа беспрекословно исполнила его предложение.
Судья Квист, проходя по Невскому проспекту, заметил двух мужчин, пристававших к женщинам. Он представился им судьей, привел в свою камеру и, прочитав назидательную речь, оштрафовал. Оба нарушителя порядка внесли деньги и удалились, сконфуженные.
Судья Неклюдов, чей участок обслуживал самые нищие слои петербургского населения, ютившегося в окрестностях Сенной площади, выслушивал жалобы своих подопечных в любое время дня и вечера, для чего его можно было просто остановить на улице. Он обходил жилища истцов и ответчиков, изучая их нравственное и имущественное положение, и серьезно относился к каждому разбирательству, хоть все они были, по выражению богатых адвокатов, грошовыми.
Увы, шли годы, и мировые судьи постепенно стали изменять традициям своих предшественников, все более превращаясь в бюрократов и крючкотворцев. Но яркие личности все-таки встречались вплоть до упразднения мирового суда декретом Советской власти от 22 ноября 1917 года.
Михаил Вострышев
Кража у министра
В 1870-х годах Москву посетил министр внутренних дел А.Е. Тимашев, чтобы повидаться со своей матушкой, проживавшей на Большой Дмитровке. Очень богомольный, он на следующий день после приезда отправился к обедне в Успенский собор. Но, вернувшись домой после богослужения, министр не нашел в своих карманах ни кошелька, ни блокнота с нужными записями, ни портсигара, подаренного высокопоставленным лицом. О пропаже Тимашев сообщил генерал-губернатору князю В. А. Долгорукову, смутив последнего. Долгоруков вызвал обер-полицмейстера.
– Хороши у нас порядки! В кои веки министр заглянул, и у него карманы
Обер-полицмейстер ушел расстроенный и поведал состоявшему при нем чиновнику по особым поручениям о невыполнимой задаче.
– Сами подумайте, где мы с вами разыщем украденное? – закончил он свой рассказ.
– Мы-то, действительно, не найдем, а вот следственный пристав Хотинский, наверное, сможет.
– Каким же образом?
– Это уж его дело. Позвольте мне с ним от вашего имени переговорить?
– Сделайте одолжение. Но я не понимаю: как он разыщет?
– Это уж его дело. Главное, чтобы все в целости доставил.
Чиновник отправился к Хотинскому и рассказал ему все, пообещав награду и от министра, и от генерал-губернатора.
– Да, может, он еще куда, кроме Успенского собора, заезжал? Путаники они, прости Господи. Набьют себе карманы невесть чем и катают по всему городу. Портсигар-то какой был?
– Золотой, с бриллиантовой монограммой и государственным гербом.
– Набить себе карманы такими вещами и отправиться в Успенский собор! Словно дитя малое.
– Ну, уж не нам с вами его учить. Вы лучше разыщите, обер-полицмейстер очень просил. В обиде вас не оставит.
– Легко сказать: разыщите! С покражи-то вторые сутки идут, все уже в ход пошло… Ладно, доложите обер-полицмейстеру, что я приму все меры, но за успех не ручаюсь.
– Нет уж, я сказал ему, что вы сможете, и надо непременно исполнить.
– Ежели бы вчера сказали…
– И когда же можно будет узнать о результатах розысков?
– К вечеру, вероятно.
– Сегодня? Так скоро?
– А чего ж тянуть? Вот съезжу в Большие Котлы, наведу справки и дам ответ.
– Это за Серпуховской заставой?
– Да, деревня такая, к городу приписана. Сначала Малые Котлы будут – там все больше гадалки живут. А Большие Котлы сплошь ворами заселены.
– Одними ворами?
– Что это вас так удивляет? Ведь надо же и им где-то жить.
– Но не в столице.
– А они на дальней окраине.
– Но… Раз это всем известно…
– Не всем, а только тем, кому нужно. Но об этом мы в другой раз потолкуем. Мне теперь каждая минута дорога.
На лихом рысаке Хотинский быстро пролетел по столице и, стрелой промчавшись по широкой и грязной улице Малых Котлов, остановился перед крыльцом шумного трактира в Больших Котлах. Трактирщик тревожно выскочил навстречу. Посещение пристава ничего хорошего не предвещало. Ответив на поклон хозяина, Хотинский поспешно вошел в трактир, откуда неслась разухабистая нецензурная песня.
– Тише вы там! – крикнул хозяин.
Все сразу умолкли. Часть посетителей стушевалась, остальные почтительно поднялись с мест.
– Эй, вы! – крикнул пристав зычным, хорошо всем знакомым голосом. – Кто вчера в Успенском соборе работал?
В толпе переглянулись, но никто не ответил.
– Я вас спрашиваю или нет?!
– Нету тех, кто вчерась работал, ваше благородие, – неохотно отозвался кто-то.
– А нету, так чтоб сейчас были! – грозно произнес Хотинский. – Коли я спрашиваю, значит, нужно. Я с вашим братом попусту разговаривать не стану.
– Николай Цыган в Успенском за обедней был вчерась, да Егорка Истопник с ним.