Глаз бури
Шрифт:
– Ну да. И будущее первенца. Этого, ты полагаешь, мало? Она была молода и просто испугалась, как всякая на ее месте…
– Соня же не испугалась, когда потом сошлась с ее сыном! – выпалила Аннет.
После этой реплики в комнате повисло молчание. Только кхекал в своем углу старик, да ходики на стене отсчитывали минуты.
– Ну раз вы все хотите услышать о госпоже N, вернемся к ней, – Густав Карлович потер сухие ладони. – Все эти годы, пока Мишка рос в публичном доме, она не теряла времени зря. Освоившись со своим богатством и положением, она начала достаточно активно показываться в свете, и заводить знакомства, которые, по ее мнению, могли бы оказаться полезными подрастающему Николаю. Юноша по-прежнему обнаруживал блестящие способности практически по всем предметам и дисциплинам, а к тому был безукоризненно воспитан и почтителен со старшими. Сама госпожа N
Госпожа N немедля ответила согласием на лестное предложение. Сыграли свадьбу. Не смея ни на что надеяться из-за предыстории позднего брака, барон, тем не менее, мечтал о наследнике. Госпожа N воплотила его мечту меньше чем через два года после венчания. Слухи ходили разные, но все прихлебатели барона и новообретенные подружки баронессы в один голос утверждали, что маленький баронет – точная копия отца. Счастливый отец примирился даже со странным именем, которое молодая супруга выбрала для будущего немецкого барончика. Младенца назвали Евфимий…
– Но зачем? В чем смысл, как вы полагаете? – заинтересованно спросила Мария Симеоновна. – Она что ж, никак не могла забыть извозчика?
– Разумеется, нет. Я думаю, здесь все было проще и жестче. Всем известно, что мы, немцы, сентиментальны. Но эта сентиментальность у нас не затрагивает глубоких слоев личности, как это случается у русских. Она как бы лежит на поверхности. Все свои надежды госпожа N связывала только и исключительно со старшим сыном. Для воплощения этих надежд он с самых ранних лет подвергался жесточайшей муштре во всех возможных проявлениях, а после поступления в Пажеский корпус и вовсе почти не появлялся дома. Но все женщины и большинство мужчин имеют потребность с кем-то играть и кого-то баловать. Младший сын баронессы подвернулся ей крайне вовремя – он превратился в милую и желанную игрушку. Отсюда такое странное решение – она просто назвала следующую игрушку именем предыдущей.
– Ужас! Я же говорю: ужас! – Аннет некрасиво скривила лицо. – Я не осталась бы с этой женщиной в одной комнате. Ни минуты! Таких надо убивать!
– На самом деле все не так уж ужасно, – примирительно сказал Кусмауль и улыбнулся. Непримиримость Аннет вдруг напомнила ему об ее исчезнувшей неизвестно куда старшей сестре. – Вспомните, что ни у кого из нас нет над головой нимба. И лучше всего нам будет оставить суд на долю закона и его служителей. Это поняли еще древние римляне, а они, уж поверьте, вовсе неплохо разбирались в возможностях человеческой природы…
А мы пока продолжим наше исследование событий. Тем более, что на сцену как раз выходит новые герои. И в первую очередь это – его величество Случай или Провидение, как вам будет угодно.
Судьбе было угодно распорядиться так, чтобы во время своих скитаний по разным странам юный Михаил познакомился с восточной танцовщицей Саджун. Они сошлись очень тесно, так тесно, как только могут сойтись мужчина и женщина, и вместе прибыли в Россию. У Михаила не было никаких определенных целей, тогда как цель Саджун была четко определена: она вознамерилась вернуть в храм на своей родине украденный оттуда огромный сапфир, известный в Европе под именем Глаз Бури. На лондонском аукционе помянутый сапфир вполне официально приобрел и привез в Россию старый князь Мещерский.
Саджун проследила след камня и приехала в Россию вслед за ним. Используя влюбленного в нее Михаила, она с истинно азиатской хитростью придумала и осуществила сложнейшую интригу, в результате которой сапфир был украден во время сеанса восточного гадания, проводимого в особняке Мещерских помянутой Саджун. Украл сапфир Михаил, который с недавних пор служил у Мещерских под именем кухонного дурачка Мишки. Надо сказать, что взаимодополняющие роли дурачка и восточной гадалки парочка исполнила поистине виртуозно. Все понимали, что дело с сапфиром нечисто, но никто не мог ухватить ниточку
Дело распутать не удалось и оно, казалось, было забыто.
– А что ж двигало этой Саджун? – поинтересовалась напряженно слушающая Ирен. – Почему она всем рисковала ради этого камня? Религиозные взгляды?
– По-видимому, нет. Насколько я смог уразуметь, камень был украден из буддийского храма, а Саджун не исповедует буддизм, она поклонница каких-то еще более древних языческих культов. Возможно, для заботы о судьбе камня у нее были какие-то личные, неизвестные нам причины…
Камень через опять же неизвестных нам посредников вернулся в Бирму, в корону Будды, однако сама история на этом не закончилась, так как Случай вмешался в него еще раз. На знаменательном сеансе гадания у Мещерских присутствовали шесть человек. Двоих из них мы уже знаем. Это были госпожа N и ее младший сын, подросток Евфимий. Остальные четверо: княгиня Мещерская с дочкой Ксенией, подружка Ксении Зинаида, будущая графиня К. и молодой человек по имени Константин. После исчезновения сапфира допрашивали на месте или вызывали в присутствие всех гостей и, разумеется, слуг. Где-то и как-то по ходу дела госпожа N случайно увидела кухонного дурачка Мишку. Сходство его ухваток с погибшим извозчиком Сазоновым сразу поразило ее наблюдательность, но тогда она сочла его чисто случайным. Впоследствии воспоминание о нем не раз тревожило ее, и как-то, не удержавшись, она даже мимоходом справилась о дурачке у княгини. Княгиня сообщила ей, что дурачок украл какую-то безделицу, был выгнан с позором, и по-видимому пропал где-то на дне петербургских трущоб, где ему самое место. «Впрочем, он был одним забавен, – заметила Мещерская. – Мог перемножать и делить в уме. Огромные числа. Ксения иной раз его даже к своим гостям звала. Предварительно загнав в баню и переодев в чистое. Так что если хватит у него ума прибиться к какому-нибудь бродячему цирку…»
Можно представить себе, как подействовали на госпожу N слова княгини. Некоторое время она пыталась искать следы дурачка, и даже, помятуя предположение княгини, завела собственных осведомителей среди цирковых людей, но он как будто растворился в тумане или канул в воду. Скорее всего, как раз в это время Михаил Туманов находился в Лондоне, куда отвозил сапфир для дальнейшей отправки в Бирму.
Следующие годы жизни Туманова мы опять можем лишь вообразить. Звезда его восходила все круче, и, поскольку у отцов-иезуитов он, кажется, все-таки не воспитывался, то по изощренности и многообразию его начальных действий можно с уверенностью предположить, что звезда та была звездою Востока и звалась Саджун. Опекая и направляя молодого и, как оказалась, весьма одаренного в делах Михаила, бывшая танцовщица не забывала и о себе. Поскольку представления о морали, этике и нравственности у предприимчивой парочки изначально были весьма своеобразными, то противостоять их соединенному уму, изворотливости и природной звериной привлекательности мало кто мог. Когда спохватывались и понимали, что происходит, оказывалось уж поздно.
Довольно быстро образовался начальный капитал, который наши герои тут же стали использовать по назначению, пуская деньги в оборот, ссужая под проценты и вкладывая едва ли не беспорядочно во все подряд. Идея накопительства оказалась им совершенно чужда, что, возможно, было связано с древней азиатской религией Саджун, а может быть, и с обстоятельствами ранней жизни и взросления Туманова. Мне, как полицейскому чиновнику, хорошо известен следующий феномен: самые знаменитые Вяземские воры всегда умирали в нищете. Отчего-то, владея временами огромными деньгами, они никогда и ничего не сумели отложить про запас или на черный день…
Наши герои умирать в нищете не собирались. Трудно сказать наверное, что именно более всего обусловило их успех: деловая хватка Михаила, изворотливый ум или азиатское колдовство Саджун, слаженность их действий или полная моральная всеядность и отсутствие каких бы то ни было внутренних запретов. Наверное, всего понемногу. Кроме друг друга, они не имели в этом мире никаких привязанностей и обязательств. Все люди, кроме них двоих, виделись им механическими игрушками, паяцами на нитках, за которые они все более умело дергали. Крайне способная к языкам Саджун окончательно вросла в российскую жизнь, обрусела и сменила имя. Теперь ее чаще всего принимали за татарку или за полукровку с окраин империи. Она никого не разубеждала и свое действительное происхождение не афишировала. Начав стареть, она своей волей и окончательно перевела отношения с Тумановым в деловое русло, и, не желая более от него зависеть, организовала собственное, весьма экзотическое предприятие.