Глаз бури

Мурашова Екатерина Вадимовна

– Так зови! – Софи плотнее запахнула меховую кроличью безрукавку. Последние дни она постоянно мерзла.

– Дак звала, не идет. Говорит… невнятное что-то…

Софи поднялась, как-то болезненно и нелепо ощутив свою постепенно проявляющуюся неуклюжесть, всунула ноги в калоши и вышла на крыльцо.

– Даша! Это ты?! Ну что ты там?! Хочешь меня совсем заморозить? Иди сюда немедленно!

Дашка послушалась и, кособочась и пожимаясь, просочилась в комнату. Подавая чай, Ариша смотрела на гостью с подозрением и поджимала губы. Софи ухмылялась себе под нос. Дашкин приезд неожиданно развеселил ее.

– Орешков у меня для тебя нет, – развела руками

Софи. – Уж извини, не грызу.

– Да что вам! – Дашка всплеснула руками. – Куда ж вы вообще… И как же я… Да у вас…

– Не канителься, Даша, – строго сказала Софи «учительским» голосом. – И пей чай. Все правильно.

Софи прислушалась к себе. Ей вовсе не приходилось ломать себя и что-то скрывать, потому что, действительно, совершенно никакого неудобства от Дашкиного гостевания она не ощущала. Отчего же с Грушенькой было не так? Почему после каждой встречи с ней хотелось вымыть руки и лицо с мылом, а то и полы со щелоком? Что ж тут? «Если уж суждено, то что бы Грише в Дашку влюбиться?» – подумала Софи и едва удержалась, чтоб не расхохотаться от подобного дурацкого предположения.

Дашка тем временем медленно и степенно рассказывала о положительных и нравственных переменах, которые произошли в ее жизни. Касательно их причин и движущих сил она из себя разъяснить не могла, и, если верить Дашке, то получалось, что Пресвятая Богородица на время забросила все остальные дела, и руководит Дашкой ежеминутно и непосредственно.

Все это было достаточно мило, но все же один отчет о достигнутом вряд ли сподвигнул бы Дашку на столь необычное и длительное путешествие.

– Даша! А ты чего ж приехала-то? – решилась спросить Софи, вволю наслушавшись о невероятном уме названного Дашкиного братика Кирюшечки.

– Ой, я и забыла совсем! – воскликнула Дашка. – Вот голова-то дырявая! Правильно маманечка говорит: глупее тебя, Дашка, только на выставке поискать! Я же Лизаветины вещи к вам привезла! Мне следователь отдал, а я… Ну, там тряпки всякие мне не по размеру, а вам не по чину, так я сестричке отдала, а тут вот – записи какие-то, книга, да мелочи – это, я решила, вам…

– Лизаветины вещи? Мне? Почему? – растерялась Софи. Движение Дашкиной логики осталось ей абсолютно непонятным. Впрочем, на объяснение надежд почти не было.

– Решила, – упрямо повторила Дашка. – Невместно, так в печку кинете. А так… Убивца-то ведь и не нашли… Полиция не сумела… Вот так… А Лизавета, она вообще-то язва была еще та (Господи, прости!), а о вас-то – с уважением. И вот я чую – ехать надо к Софье Павловне. И так…

«Полиция не сумела найти убийцу Лизы. Я плохо знала Лизу, но, судя по всему, была одной из немногих, кто понимал мотивы Лизиных действий и сочувствовал ей. Лиза тоже симпатизировала мне. Интуиция подсказала Дашке привезти вещи покойной ко мне. Может быть, взглянув на них, я сумею о чем-нибудь догадаться… И вот…» – приблизительно так перевела Софи сбивчивый Дашкин монолог.

Что ж! В амбивалентности так называемой дашкиной глупости Софи уже имела возможность убедиться. К тому же, по-своему радея об установлении истины, девица проделала немалый путь. Почему нет?

Софи задумчиво рассматривала немудреные мелочи, оставшиеся от молодой человеческой жизни, полной надежд, мечтаний, гаданий о будущем. И где это будущее теперь? Софи закусила губу, печально перелистнула азбуку для взрослых, поворошила ничего не значащие счета в дешевой расписной шкатулке. Внезапно ей на ладонь скользнул маленький ключик. Софи повертела его в пальцах, внимательно взглянула

на Дашку.

– Даша, это твое?

– Нет! – удивилась Дашка и тут же принялась рассказывать. – Этот ключик нашли рядом с бедной Лизаветой, когда она уж умерла. В квартире ничего не подошло, и хозяйка не знает. Должно быть, случайно попал. А потом, видно, сам Густав Карлович его в шкатулку и положил…

Софи слушала Дашку и чувствовала, как сердце колотится у нее прямо в глотке.

– Кстати, Даша! – медленно и по возможности равнодушно начала она. – А что с тем мопсиком, которого я тебе подарила? В пожаре сгорел?

– Да что вы говорите такое! – Дашка опять плеснула руками. – Я его в коробке на самое дно положила, и на площадь снесла. У него даже бантик не помялся. У Кирюшечки нынче лучшей игрушки нету. Он его даже в кровать с собой кладет…

– А заводит его?

– Конечно, заводит, каждый день. И так забавно. Даже папенька с маменькой глядеть приходят и смеются…

Софи осторожно перевела дух. Все-таки Дашка удивительно ненаблюдательна. Ключики у всех пяти тумановских мопсиков были чуть разные, но чертовски похожи меж собой… Теперь считаем: один мопсик подарен Дашке. Он на месте и с ним каждый день забавляется Кирюшечка. Два других мопсика живут в Гостицах. Сначала там был только один, но Леша и Сережа все время ссорились из-за дорогой игрушки. Пришлось отдать им второго, чтобы каждому досталось. Значит, два ключика в Гостицах. Еще один мопсик, неисправный, тот самый, который загребает правой лапкой, остался у самой Софи. Ключик от него и сейчас лежит в пепельнице под зеркалом. Дашка бы вволю посмеялась, если бы узнала, где Софи хранит самого мопсика. Ариша знает, потому что перестилает кровать. Но Ариша никогда никому не скажет, хотя однажды Софи застала ее пускающей мопсика по полу. Мопсики, даже неисправные, пользуются успехом… И… Нечего тянуть! Последнего мопсика забрал Гриша с тем, чтобы подарить его Груше-Лауре, своей невесте! Вот оно!

– Даша! Ты знаешь, ты очень хорошо сделала, что приехала, и про Лизавету… А главное, я за тебя рада, что ты замуж выходишь и все… Но… мне что-то нехорошо сейчас сделалось, – пробормотала Софи, хватаясь за голову.

Ариша от окна ожгла Дашку недружелюбным взглядом.

Дашка понятливо закивала и поднялась:

– Да вижу, вижу… Вы аж с лица сбледнули! Долго ли осенью простыть-то! Прилягте теперь, и чаю с малиновым листом беспременно испейте, а я-то поеду. Спасибо вам за чай…

– Да, да, ты прости, Даша, что не провожаю…

Дашкины шаги и кокетливое бормотание (по-видимому, Рувим ждал ее) затихли за окном, а Софи ничком повалилась на кровать и замерла, не в силах действовать и даже думать.

Глава 46

В которой Софи объясняется с Грушей, а Густав Карлович получает письмо от Марии Симеоновны

– Вот я и мужняя жена, – сказала самой себе Грушенька, с неопределенной улыбкой глядя в окно. Ничего хорошего ей видно не было – бурая, в потеках стена да карниз, на котором пристроилась стайка взъерошенных воробьев. Осень! Мелькнет солнце, вызолотит все на секунду – и опять дожди, дожди… А в их с Гришей комнатах даже секунды этой нет. Почему-то Грушеньке казалось, что квартирная хозяйка Анна Арсеньевна, раз уж согласилась принять постояльца с женой, непременно должна была отдать им лучшие комнаты, окнами на бульвар. А как иначе-то? Они – молодые, им жизнь начинать, не в стенку же пялиться! Ладно, Господь ей судья. Грушенька вздохнула, отворачиваясь.