Глаза Клеопатры
Шрифт:
— Ну, он такой сладкий…
На этот раз все рассмеялись. Все, кроме Никиты.
Он опять вспомнил Оленьку. Она обожала певца Баскова. Однажды прямо призналась, что считает его идеалом мужчины. «Такой гламурный!» — восклицала она.
Как он мог на ней жениться? Никита задавал себе этот вопрос бессчетное число раз и ответа не находил. Ей было чуждо все, что любил он. Природа, музыка, поэзия — всего этого для нее не существовало. И в этом ресторане ей понравилась бы разве что цена шабли: сто пятьдесят евро за бутылку. Оленька любила все дорогое, шикарное, гламурное… Но с ней было хорошо в постели… по крайней мере,
А сейчас рядом с ним сидела женщина, с которой он мог поговорить о чем угодно. Они читали одни книги, любили одну музыку, говорили на одном языке. Но она держалась отчужденно, и не было между ними никакой близости, хотя они и проводили вместе каждую ночь. Нина никогда не стукнула бы его кулачком, как только что Нийоле стукнула Бронюса.
Особенно тяжелое впечатление произвело на Никиту то, что произошло всего несколько часов назад. Собственно, ничего не произошло. Они с Бронюсом, напившись пива и налюбовавшись на башню Гедимина, вернулись на улицу Лиейклос и поднялись в квартиру. Никита пошел на кухню кормить Кузю, а Бронюс, лучше ориентирующийся в литовском Интернете, нашел для друга хороший мотель близ Тракая. Он даже специально позвонил туда и удостоверился, что пускают с собаками. Когда Никита вернулся в кабинет, Бронюс все это ему изложил и спросил, заказывать ли коттедж. К счастью, в эту самую минуту Нийоле позвонила ему на сотовый, он ответил, а Никита тем временем забронировал места сам и положил трубку стационарного телефона. Не мог же он объяснять другу, что ему нужно два коттеджа! Но положение вышло щекотливое. А если бы Нийоле не позвонила в эту самую минуту? Мысль о ненатуральности их отношений с Ниной мучила его всю дорогу.
Тут Нина оглянулась и, словно почуяв неладное, незаметно взяла его за руку под столом.
— Что-то не так? — спросила она шепотом, придвинувшись к нему.
У Никиты так сильно стукнуло сердце, что он едва справился с собой.
— Порядок, — шепнул он в ответ, а вслух спросил громко: — Ну что, все поели? Кто-нибудь еще чего-нибудь хочет? Как насчет десерта?
— Здесь подают чудное мороженое, — возбужденно заговорила Нийоле, наклонившись к Нине через стол. — Фирменное, они сами его делают. Давай?
— Давай, — радостно согласилась Нина. — И кофе.
Пятрас материализовался, словно почувствовал, что он нужен. Опять все четверо заказали разное, и опять он точно поставил перед каждым именно то, что было заказано.
Нина заказала пломбир с горячим шоколадом, и он оказался изумительным. Она с улыбкой посмотрела на Никиту, и он глазами показал ей, что у нее на губах остались следы шоколада. Она отерла губы салфеткой, вытащила помаду и зеркальце и быстро, незаметно подкрасилась.
— Ну, теперь пойдем знакомиться с Мишей, — провозгласил Бронюс, когда с десертом было покончено.
Они встали из-за стола и, попетляв между «островками», нашли невидимого доселе пианиста. Он оказался русским, а точнее, еврейским парнем по имени Миша Портной. И Бронюс, и Никита его хорошо знали. Час
Нине стало немного грустно.
— Какой талантливый парень, — сказала она. — И ему приходится пробавляться игрой в ресторане.
Никто ее не поддержал.
— Ну и что? — спросил Никита. — Все великие так начинали. И Армстронг, и Эдит Пиаф, и Глен Миллер. Никто этим не гнушался. Синатра пел в ночных клубах Лас-Вегаса чуть ли не до самой смерти.
— А даром, как говорил Шаляпин, только птички поют, — подхватил Бронюс.
— Он достоин того, чтобы выступать с концертами на эстраде, — не сдавалась Нина.
— Он выступал с концертами, — сказал Никита. — Был аккомпаниатором у… — Он назвал имя известной эстрадной певицы. — Ничего хорошего из этого не вышло.
— Ну что вы оба на нее накинулись? — вступилась Нийоле. — Он еще будет выступать с концертами, — повернулась она к Нине.
— Я забронировал места в мотеле, — сменил тему Никита.
— Вот и хорошо, — отозвалась Нина. — Мы можем поехать прямо завтра?
— Вы можете оставаться у меня сколько угодно, — вставил Бронюс.
— Нет, это неудобно, — отказалась Нина. — Завтра — то есть уже сегодня! — понедельник, рабочий день. Мы поедем? — полувопросительно обратилась она к Никите.
— Поедем, — кивнул он.
Они дошли до дома Бронюса и стали прощаться. Мужчины обменялись рукопожатиями, девушки расцеловались. Нина поцеловала Бронюса. Никита обещал завезти ключи от квартиры ему на работу.
— Слушай, а ты заплатил за ужин? — спохватилась Нина, когда они уже поднялись в квартиру.
— Конечно, заплатил, — усмехнулся Никита. — А то нас не выпустили бы из ресторана.
— От меня этот момент как-то ускользнул, — призналась Нина, успокаивая немедленно проснувшегося Кузю.
— Так и было задумано. Дамы о прозе жизни ничего знать не должны.
Нина нахмурилась:
— Кстати, о прозе жизни. Я хочу внести свою половину.
— Чего? — решил сыграть под дурачка Никита.
— Ну, мы же вместе их приглашали. Я хочу…
— Я понял, — перебил ее Никита. — Выбрось эту мысль из головы.
— Послушай, я, с тех пор, как приехала на море, не истратила ни лита. За все платишь ты.
— Так и было задумано, — повторил Никита и обнял ее.
Он чувствовал себя, как в тот первый вечер, когда ужинал у нее в коттедже Павла Понизовского.
— Дай хоть «боевую раскраску» смыть! — смеялась Нина.
Никита, ничего не слушая, повалил ее на постель. Опять все вышло, как в тот первый раз: бурно и быстро. Опять она его одолела. Потом она встала и ушла в ванную смывать «боевую раскраску», а вернувшись, сказала, что хочет остаться одна.
Он молча ушел в гостиную на диван. Нина вошла за ним следом.
— Ну, не обижайся, — попросила она. — Сегодня был такой чудесный день… Давай не будем его портить.
— Давай не будем, — тяжело согласился Никита. — Уже поздно. Вернее, рано. Можем завтра поспать подольше.