Глаза лесной чащи
Шрифт:
Где-то за увалами хлопнул выстрел, и его раскат смутил птичий покой. Ждал лесничку с тревогой, как в былое время фронтового друга из разведки. Чью жизнь отстаивала? Кого жалела и кого наказывала? Удивительная женщина!
Пришла усталая, но довольная. И не одна - с косуленком на руках. Поднесла его к свету. Из раны на шее сочилась кровь, и малыш бился
– Все-таки поранил, разбойник! Темно было стрелять, а то бы…- Тронула его лоб.- Шишечки зреют - козлик!
– Шакал нападал?
– спрашиваю.
– Нет, опасней. Его ненасытное величество - Трехлапый. Прошлой ночью мать разорвал, а нынче вот сына еле спасла. Пугнула волка выстрелом, а он, сиротка этот, ко мне под ноги - и трепещется, как листок на осине. Я его - на руки, а он особо и не противится.
Освободила рюкзак и посадила в него перевязанного салфеткой малыша, стянув у шеи шнурок. В непривычной упаковке он опять засучил ногами.
– Ничего, дружок.
– Поживешь у меня, пока ранки зарастут, и - на волю. Приятель у тебя будет - зайка с больной лапкой.
– Волк,- спрашиваю, - на самом деле инвалид?
– Да. Попал однажды в капкан и, чтобы уйти, перекусил лапу. Теперь еще коварней стал. Из засады, как рысь, берет.
Устроила косуленка в шалаше. Вернулась к костру. Задумалась, глядя на языки пламени. И я на своем походном одеяльце отдался мыслям, может быть, о том же, о чем она, - о неисчислимых дарах природы, полученных из прошлого, о том, как бы полнее донести их до новых поколений. Как важен труд этой женщины и подобных ей людей!
Незаметно сон окутал меня теплым туманом, и я заснул.
– Как вы жадны на сон! В ручей оттащить - не почувствуете. Пойдемте, одно чудо покажу. Потом позавтракаем и - в дорогу.
Плеснул в лицо воды. Обтерся платочком и пошел за лесничкой. Походка у
– Смотрите, - указала она вниз по откосу.
– Видите, передняя левая короче правой. На рассвете капкан звякнул, и я нашла Трехлапого в таком виде.
Зверь висел вниз головой на -прогнувшемся дубке шагах в пятнадцати впереди. Увидев нас, он задергался, но капкан, скрепленный цепью с верхушкой дерева, держал крепко. Догадался: дубок был согнут и верхним, заломанным концом прикреплен к земле. Попался серый, рванулся и повис в воздухе. Тут и лапу не перегрызть - не дотянуться.
– Тяжелую, - говорю, - вы ему пытку приготовили!
– Это мой Веня, когда приезжал на практику из института, наделал с ребятами таких ловушек на Трехлапого. Другие надо убрать, чтобы не попал кто.- Подала мне ружье.
– Ударьте, чего ему мучиться.
– А вы что же? Ночью стреляли, а теперь, выходит, разучились?
– Вверх стреляла, чтобы малыша отбить. Держите!
– Сунула мне в руну централку и пошла, не оборачиваясь, к шалашу.
Прицелился… Нет, не могу. Хотя передо мной далеко не безобидное животное, а убить, чувствую, нет сил. Выстрелил вправо. Пуля прошлась рикошетом по деревьям.
– Оставьте!
– крикнула Мирнова из-за увала.
А когда я подошел, она по-мужски сжала мою руку и сказала:
– Вот и узнала вас. Если волка щадите, то за остальное я спокойна.
Сердце наполнилось признательностью к этой женщине, труженице гор. Ответил ей таким же горячим рукопожатием.