Глаза ребёнка
Шрифт:
Уорнер съежилась, точно хотела провалиться сквозь землю.
— Нет, — проронила она. — Мне показалось, что она недостаточно отзывчива по натуре.
— У вас такое правило — сообщать о своих подозрениях только тем родителям, в чьей «отзывчивости» вы не сомневаетесь?
Уорнер вспыхнула.
— Разумеется, нет. Но я уже говорила, что официально опекуном считался мистер Ариас.
— Тогда объясните мне, почему вам показалось, что миссис Перальта «недостаточно отзывчива»?
— Когда я в разговоре с ней обмолвилась, что Елена, возможно, плохо переносит
«Иногда это действительно помогает, — подумала Кэролайн, — по-настоящему ненавидеть свидетеля».
— А как вы узнали о «новом круге», в котором вращается миссис Перальта?
— Да Рики сам рассказывал мне. — Уорнер буквально шипела от злости. — Судя по всему, у миссис Перальты была интрижка еще до того, как распался их брак с Рики.
До сих пор Кэролайн ни разу не повысила голос.
— Судя по чему? — спокойно спросила она.
— Мне сказал мистер Ариас.
— И вы, разумеется, приняли его слова за чистую монету. Ведь вы так хорошо знали его.
Уорнер точно загипнотизированная не сводила глаз со своего мучителя.
— У меня не было причин не доверять ему.
— И на этом основании вы сочли себя вправе судить о моральном облике миссис Перальты — о том, хорошая ли она мать?
— Откуда-то взялись же все эти проблемы с Еленой, — огрызнулась Лесли.
«Вольно тебе было, тупица, совать свой нос не в свое дело», — подумала Кэролайн.
— Безусловно, мисс Уорнер. А вам не кажется, что, поделись вы своей тревогой с миссис Перальтой, она могла бы помочь установить, откуда именно они взялись?
— Мне не приходило это в голову.
— Однако вы неоднократно встречались с одним из родителей Елены, и разговор якобы всегда сводился к одной теме — теме растления. И вы ни разу не попытались поставить в известность другого родителя, то есть мать.
— Инициатором этих встреч, как правило, выступал мистер Ариас, — проникнутым враждебности голосом произнесла учительница.
Мастерс впервые за это время сделала шаг вперед.
— И ни один из вас ни разу не высказал мысль о том, что было бы целесообразно посоветоваться с матерью Елены?
Уорнер покачала головой.
— Нет. Что касается меня — я была уверена, что он доведет до сведения миссис Перальты…
— В самом деле? А если заглянуть правде в глаза — не были ли ваши эксклюзивные беседы в мистером Ариасом просто удобным предлогом, чтобы снискать расположение мужчины, которого вы находили привлекательным во всех отношениях и который к тому же был на ножах с ушедшей от него женой?
— Ничего подобного. — Глаза Лесли Уорнер сверкали негодованием. — Это были встречи с опекуном ребенка.
— С опекуном, — нарочито спокойно произнесла Кэролайн, — который, как вам известно, и был человеком, покушавшимся на растление собственного ребенка.
— Протестую! — с места воскликнул
Кэролайн резко повернулась.
— Виктор, с того самого момента, как вы появились в этом зале, вам доставляет несказанное удовольствие клеветать на подростка с одной-единственной целью — добиться признания его отца виновным в убийстве. Но, видимо, я ошибаюсь — и клевета из карьеристских соображений уже не является таковой.
— Я возмущен… — Салинас осекся; удар судейского молотка не дал ему договорить.
— Я требую, чтобы вы оба воздержались от личных оскорблений, — заявил судья Лернер, обращаясь затем к Кэролайн: — Допускаю, что ваше замечание уместно — если его перефразировать. Продолжайте.
Кэролайн снова оказалась лицом к лицу с Уорнер.
— Вы когда-нибудь задумывались о том, что мистер Ариас мог покушаться на растление своей дочери? — спросила она тем же сдержанным голосом.
Уорнер молчала, вперившись в нее ненавидящим взглядом.
— Нет, — наконец произнесла она.
— Или что, поговори вы с миссис Перальтой, Елене можно было бы помочь?
Уорнер поморщилась; Кэролайн видела, как с каждым вопросом тают симпатии присяжных к данному свидетелю.
— Я поступала так, как считала правильным, — неохотно ответила та.
Кэролайн смерила ее долгим пристальным взглядом.
— Верно ли будет сказать, — спросила она наконец, — что ваша оценка личности мистера Ариаса целиком основывалась на ваших личных впечатлениях от встреч с мистером Ариасом?
Снова возникла пауза.
— Думаю, я неплохо разбираюсь в людях. Представителям моей профессии свойственна наблюдательность.
«Если, конечно, есть зрение», — подумала Кэролайн.
— Ведь вы ничего не знали толком про его жизнь, правильно? Кроме того, что он сам рассказывал вам?
— Полагаю, это так.
— Следовательно, вы не могли знать, что мистер Ариас делал, когда его не было рядом с вами?
— Нет, не могла.
— У вас нет специальной подготовки в области психологии или психиатрии?
— Нет.
Кэролайн помедлила и, решив, что пора сместить акценты, спросила:
— Вы что-нибудь читали о самоубийствах?
Уорнер смешалась.
— Нет.
— Кончал ли жизнь самоубийством кто-нибудь из ваших близких знакомых?
Уорнер растерянно покачала головой.
— Кажется, нет.
— Тем не менее вы убеждены, что смерть мистера Ариаса не самоубийство?
— Да, убеждена. — Лесли упрямо поджала губы.
Кэролайн повернулась вполоборота; только теперь она позволила себе взгляд в сторону присяжных. Те взирали на Уорнер с нескрываемым скептицизмом; Джозеф Дуарте постукивал себя карандашиком по губам, на которых играла ироническая полуулыбка. Кэролайн поняла, что настало время нанести решающий удар. Обратившись к Уорнер, она неожиданно спросила: