Глаза Сатаны

Волошин Константин

– Ты мне осмеливаешься ставить условие? – вскипел Хуан. – Говори! Если у вас нет ничего против меня лично, я готов выполнить то, что обещал! Говори!

– Мы обговаривали, сеньор, как нам избавиться от старосты! Он так страшен, что многие не могут работать от одних его угроз.

– Это всё? – с подозрением уставился Хуан на негра. – Как тебя звать?

– Здесь мне дали имя при крещении Сибилио, сеньор. А этого, – он указал на соседа, – Белисарио, сеньор. Мы второй год здесь. Простите нас, сеньор!

Хуан в

молчании смотрел на перепуганных рабов. Он пытался понять, прав­ду ли они говорят. Но ничего не говорило против них. А в голове молнией блеснула мысль: «Может, стоит мне иметь их сообщниками? Или это слишком опа­сно? Не предадут ли они его из простой ненависти к белому человеку? А, может, рискнуть? Что мне, белому, могут здесь сделать?»

И всё же Хуан посчитал за лучшее просто молча уйти, дав неграм повод думать, что угодно.

Он, конечно, не потребовал от старосты наказать этих негров. И после этого случая стал ждать, что они предпримут дальше, поняв, что он, Хуан, не собирается их выдавать или наказывать.

А тут вдруг друг наказанной негритянки, этот Венансио, отколол такое, что даже Ромуло был удивлён. Этого негра схватили, когда он убегал после того, как бросил в окно сеньориты Габриэлы горящий факел.

Пожару не позволили заняться, но сеньорита и домочадцы сильно перепуга­лись. Сеньорита целый день не выходила из дома, а негра сеньор Рожерио в тот же день приговорил к казни через повешение.

На казнь в этот день согнали всех негров, отменив работы. И странное дело, сеньорита Габриэла не появилась на казни. Это было странно. Никто не осмелился спросить об этом.

Казнь особо никого не удивила. И за меньшие прегрешения казнили негров, а тут покушение на жизнь хозяйской дочки и дом.

Хуан же в тот же вечер стал расспрашивать Хавиту про дела у негров, но та так была перепугана, что не осмеливалась ничего поведать. Только крес­тилась, шептала молитвы.

Через несколько дней Хуан нашёл на плантации негра Сибилио. Тот не ск­рывал страха.

– Скажи, Сибилио, что происходит среди вас? Негры какие-то возбуждённые.

– Сеньор, я почти ничего не знаю, простите. Мы ещё плохо ладим со ста­рыми работниками.

– Ты опять мне не доверяешь, Сибилио. А я не обманул тебя в прошлый раз.

– Да, сеньор. Вы очень добро к нам отнеслись, сеньор! Но я боюсь, сеньор!

– Будет хуже, если ты мне ничего не скажешь, Сибилио.

– Я очень мало знаю, сеньор! Мы с Белисарио только хотели избавить нас всех от этого проклятого старосты Чичино, сеньор. Но у нас ничего не получилось, и мы сильно трусим, сеньор. А что происходит среди рабов, я почти ничего не знаю. Только то, что кто-то хочет навредить хозяину.

– Ты знаешь зачинщиков этого дела?

– О них никто ничего не знает, сеньор. Может, два или три человека, но не мы, поверьте мне, сеньор!

– Постарайся узнать, Сибилио. Это и для меня

очень важно. Обещаю хра­нить всё в тайне. Ты веришь мне?

– Да, сеньор! Я постараюсь! Но это скоро неполучится.

– Я подожду. Мне не к спеху.

Однако прошло больше двух недель, прежде, чем Сибилио смог сообщить неч­то, похожее на правдоподобные сведения.

– Сеньор, я узнал про одного из близких людей главного.

– И кто же он? – Хуан даже заволновался.

– Это раб по имени Бванду. Так его зовут свои, а крещёное имя мне уз­нать не удалось, сеньор.

– У кого он работает, Сибилио?

– У сеньора Ромуло, сеньор. Я его даже смог увидеть. Невысокий, с бородкой и очень светлый негр. И нос его совсем не широкий, а довольно тонкий.

– Хорошо, Сибилио. Вот тебе награда за работу, – и Хуан бросил ему в ла­дони большую лепёшку кукурузной муки с кускомговядины. – Работай и не по­падайся старосте на глаза.

Раб долго кланялся, шептал слова благодарности, а с лица не сходила гримаса страха.

Хуан теперь постоянно находился под впечатлением услышанного. Он заме­чал, что в асиенде происходит какая-то тайная возня. Участились наказания, надсмотрщики свирепствовали, а Ромуло постоянно искал ссоры с Хуаном, что не мешало последнему продолжать участвовать в частых попойках с товарища­ми. Те после гибели Луиса постепенно смирились с Хуаном и даже стали серьёзнее относиться к юноше, словно прибавилось уважения. Всё ж защитил себя по справедливости. И лишь Ромуло по-прежнему косился на Хуана и не здоровался.

– Что-то хозяин последнее время нервничает, – заметил Макарио после оче­редной кружки вина.

– Какое нам до этого дела? – буркнул Челато. – У него своя жизнь, у нас своя. Мы не можем пересечься.

– А мне нравится, – бросил Ромуло. – Люблю смотреть, как ползают по гря­зи эти чернозадые. Ненавижу их!

– Чего тебе их так ненавидеть? – мирно спросил Хуан. – Что они тебе сде­лали? Мне они просто безразличны.

– Помолчал бы ты, сосунок! – огрызнулся Ромуло. – Ты ничего не знаешь, до­хляк! И лучше тебе не встревать в мои разговоры!

– Ромуло, оставь ты Хуана! Сколько можно? Парень ещё не очерствел, как мы, но это от него не уйдёт. Пусть ещё потешится юными глупостями, – и Макарио посмотрел на Челато, ища его поддержки. Тот согласно кивнул.

Хуан ещё раз убедился, что Ромуло всё ещё горит желанием посчитаться с ним, но пока эго ему не удавалось.

За день до праздника святого Фомы Апостола Хуан решил пройтись по ба­ракам негров, посмотреть, не найдёт ли того, кого описал ему Сибилио.

Когда он вошёл в сарай Ромуло, там царила тишина, гнетущая тишина, наве­янная неожиданным появлением постороннего надсмотрщика. Полсотни рабов с ужасом наблюдали, как Хуан медленно проходит по ряду прикованных негров.